Старший Рас также медленно отстранился от Влады, а она точно переняв от Бога силы, перестала дрожать, и, испрямившись, села ровнее. Небо, выпустив из ладоней голову юницу, принялся ласково голубить ее волосы, неспешно, будто знакомясь аль запоминая, провел по щеке, шейке и левому плечу докатившись кончиками перст до подушечек пальчиков, внезапно крепко утопил их в своих. И тотчас Владелина глубоко вздохнув, сомкнула рот.
– Моя бесценная… бесценная девочка, все хорошо? – вопросил Небо юницу, не скрывая радости на своем сияющем лице.
– Да, – прошептала она в ответ, все еще плохо осознавая, что с ней происходит. А погодя резко мотнув головой, с горячностью дополнила, – нет, ничего не хорошо.
– Все так плохо, моя милая? – покуда все еще удерживая пальцы отроковицы в своих и тем самым придавая ее движениям и словам живости, переспросил старший Рас.
– Нет, не все плохо, но много не понятного, – отозвалась Влада и порывчато вздела плечами. – Так и не поняла, почему меня вернули? – Она вновь надрывно задышала, вроде задыхаясь, но под дарующим уверенность взором Небо продолжила сказывать. – Почему… почему видела то видение? Почему из меня выплеснулось сияние, каковое чуть не сожгло Вещунью Мудрую? Почему ноне так хотела улететь… убежать с Земли туда в небо… туда в тьму… к тем звездам и туманам… И почему тут, – и девушка суетливо прижала к груди длань правой руки, – так все горит.
– Как всегда, – тихонько проронил Дажба, не сводя ласкового взора с отроковицы. – У нашей дорогой девочки столько вопросов, что не знаешь сразу на какой ответить.
И мягкий, лирический баритон Дажбы, немедля вернул Владелине понимание того: где она оказалась, пред кем сидела и у кого требовала ответа, потому-то в очах ее промелькнул единожды трепет и страх.
– Замечательная девочка. А лучица прямо-таки бесценная, – та восхищенная молвь Небо обращалась сейчас не к замершей девушке, коя желала теперь провалится, и оказаться не в капище, а хотя бы под ним, а сынам и брату. – Не пойму как вы не заметили ее сияния. Ну, да, что там толковать я тоже хорош. По ленился подойти к ней… приложится. Какая там искра… ведь сразу видно… зримо видно… лучица… бесценная… бесценная лучица. А какая мощная, чего только значит ее зов, видение. Какое недомыслие… тугодумие… сколько потеряно времени, здоровье, сил. Мой, мой драгоценный малецык. Моя милая девочка. – Бог нежно провел правой рукой по голове отроковицы, и, остановив длань на ее затылке, словно поддержал его. И нежностью, что была сутью Зиждителя, выдворяя из очей юницы всякий страх, медлительно стал сказывать, вже обращаясь лишь к ней, – в груди… как и в руке, моя драгоценность, пылает яд лопаст, каковой Вещунье поколь не удалось вывести из тела. Видение, кое ты зрела, это уникальность способностей твоего бесценного естества. Сияние, что вырвалось из тебя, не пыталось сжечь Вещунью, а вспять спасло ее от гибели. И, чтоб уберечь тебя и естество от волнения, днесь пришлось моя радость вернуться домой. А по поводу сегодняшнего желания улететь с Земли, хочу поспрашать… Ты, хотела улететь на кологриве или сама?
– Сама, – взволнованно вслушиваясь в речь Бога, как ни странно ответившего на все вопросы, произнесла отроковица. – Сама… Мне почудилось, что я смогу сейчас взлететь… и для того мне будут не нужны крылья.
– Когда-нибудь моя девочка так и будет, – слегка сдавив пальчики на руке Влады и тем самым точно переместив в них тепло и спокойствие, пояснил Небо. – Но для того тебе нужно время и долгая поступь твоих маленьких ножек. А покуда все с тобой будет благополучно, моя драгоценность, – продолжил погодя старший Рас таким тоном будто говорил с единственным и очень дорогим ему чадом. – И не стоит более угнетать себя беспокойством по поводу видения и слов лопаст, ибо время вроде давеча рожденного родника может нежданно сменить направление и пробить себе новое русло.
– Русло… новое, – повторила вслед за Зиждителем девушка, ощущая внутри себя такую нежность коя, похоже, была многажды сильнее испытываемых чувств к Выхованку, словно то была позабытая чувственность… любовь не просто к Богу, а к Отцу. Потому ощутив их, Владелина позволила высказать себе все, что долгие годы терзало ее суть, торопливо молвив, – та искра… Крупинка света на небосводе. Она появилась когда ты вышел из капища, и взмахнул рукой… и я… я увидел… увидел. – Вновь с волнением заговорила о себе как о мальчике, захлебываясь словами Влада. Единожды боясь, что ее не пожелают выслушать, прервут или вообще не ответят, как почасту бывало. – Я увидел как ярко вспыхнула та росинка и потом… потом так долго болел. Поелику у меня текла кровь из носа и невыносимо болела голова. Я спрашивал у других мальчиков видят они ту искру… но никто ее не видел. А меня, меня так тянуло туда… точно… – Тело юницы надрывчато сотряслось и в груди гулко стукнуло сердце, сбив тем рывком дыхание и то хорошо, что Небо ее придерживал, иначе бы она упала.
– Умиротворись, остынь моя девочка… милый мой малецык я подле, – с расстановкой протянул Зиждитель, и Владелина почувствовала через прикосновение руки Небо, придерживающей ей голову, его беспокойство. – Не тревожься так, сие вельми для тебя вредно… я выслушаю, выслушаю тебя.
Дыхание отроковицы под теплотой руки Бога и трепетом его голоса выровнялось, она вздохнула глубже, и все еще страшась, что ее не дослушают, досказала:
– Точно меня кто-то звал. И все еще зовет так, что порой нет сил и хочется плакать, – крупные слезинки нежданно вынырнули из глаз и заструились по щекам. – И после того мне стал сниться сон… и я видел в нем темные дали и мерцающие на той глади звездные светила. И еще я видел тебя… только кожа твоя была не белой, а вспять темной… Мне, казалось… стоит войти в ковчег и я увижу это необычный купол и успокоюсь. Я говорил, сказывал о том Выхованку, но он велел мне молчать.
Слезинки не прекращали своего течения из очей Влады, и вмале тело ее стало нервно вздрагивать. Небо приоткрыл рот и резко дунул в направлении лица юницы. Тот весьма порывистый поток дуновения не только дотронулся до носа и губ девочки, он всколыхал волоконца в самом своде. Он ворвался, вглубь ее тела и махом сдержал истеричные всхлипы и слезы. Тонкое волоконце, меж тем ажурно кружась, стало медленно опускаться на сидящую Владелину, описывая по мере движения круговые формы.
– Это я звал тебя, – весьма тихо сказал, обращая ту молвь лишь юнице, старший Рас и неспешно убрал руки от ее головы и перст. Опустившиеся на плечи девочки нити облака в доли секунд съехали по ее спине и рукам, покрыв их сквозистостью тонкой материи. – Тебя, – еще нежнее, проникновеннее дополнил Бог, – моего бесценного ребенка, мою лучицу… только мою.
И данное величание мгновенно заполнило всю Владу, отчего она оплетенная кружевной паутиной вновь запрокинув назад голову, закатила глаза и потеряла сознание.
Воитель бережно поднял обессиленное, словно окаменевшее тельце юницы с табурета, и, прижав к груди, нежно приложился губами к ее лбу, направив не торопливую поступь к своему махом вытянувшемуся вроде лежака креслу. Он все также медлительно положил отроковицу сверху на лежак и присел подле ее ног. В залу вошла Вещунья Мудрая, неся в руках маленький глиняный кувшин с долгим носиком, во время толкования Небо и Влады бесшумно, по велению Седми, покинувшая ее.