Пилоты мотали на ус такие откровения, поскольку ни в одном наставлении по производству полетов такое не прочесть, а это жизненно важно.
Курсантов в учебке поднатаскали. Все они были с опытом, некоторые – при офицерских званиях, но прежде летали на колесных самолетах, взлетающих с твердой поверхности. Но приобретенные ими знания и навыки не были лишними, хотя гидроавиация имела свои особенности.
После потерь самолетов-амфибий в первые месяцы войны командование изменило тактику, и на бомбардировки «амбарчики» выпускали только ночью, а днем – на поиск вражеских кораблей, уничтожение подводных лодок, спасение сбитых экипажей, разведку ледовой обстановки и заброску разведгрупп – но только за пределами досягаемости немецких истребителей. Как и у всех истребителей, радиус действия у них был невелик, и если «амбарчики» по боевому заданию летели на север или восток, то «худые» им уже не встречались – не хватало запаса топлива. Зато изредка встречались «Хейнкели-111». Хоть и не дальние бомбардировщики, но для бомбардировки конвоев они забирались в высокие широты.
Были у них еще модификации разведчиков – с мощной фото- и киноаппаратурой, с увеличенными топливными баками и удлиненным радиусом действия. Наши истребители их не любили, «Хейнкели» считались трудносбиваемыми. Во-первых, у них не было не простреливаемых воздушными стрелками мертвых зон, во-вторых, при попадании в один мотор «Хейнкель» продолжал лететь на втором без потери высоты. «Юнкерс-88» был попроще: у него была небольшая мертвая зона с хвоста, где мог пристроиться истребитель и открыть огонь на поражение.
Для Тихона, как и для других пилотов, плохо было то, что выпуск МБР-2 уже прекратили. Поступали в ВВС Северного флота гидросамолеты с других театров военных действий – с Черного моря, с Тихого океана, зачастую – в потрепанном виде.
Гидросамолетами были оснащены 118-й МРАП (морской разведывательный авиаполк) и 49-я отдельная эскадрилья, 24-е звено связи и некоторые другие подразделения. Базировались они в бухте Грязной, у мыса Великого, Иокоганьги, на Ура-Губе, Холмовском озере и Губе Белужьей, но это уже на Новой Земле. А еще – на Соловецких островах.
Тихон попал в Губу Грязную. Думал, название ей дали от грязной воды, и удивился – бухта была в месте впадения речки Грязной в Кольский залив. Вода чистейшая, рыбы полно.
Пара дней ушла на знакомство с экипажами, самолетом – его «амбарчик» был из числа перекинутых с Черного моря. Не раз латанный, но с хорошим мотором, недавно прошедшим капитальный ремонт. Одновременно с этим Тихон получил морскую форму и внешне теперь не отличался от других военнослужащих эскадрильи.
К лету 1943 года авиация Северного флота имела 600 самолетов, и из них 90 штурмовиков, 30 бомбардировщиков, 70 торпедоносцев. Нашим же войскам на севере противостояли немецкий горно-стрелковый корпус «Норвегия» и финская армия.
По причине полярного дня гидросамолеты в сторону Норвегии и Финляндии не летали, для «мессеров» они были слишком легкой добычей. И хотя на «амбарчиках» было две пулеметных точки для защиты, но калибр их был мал, винтовочный.
Первый боевой вылет Тихона был на Север. Ему следовало пройти над морем до траверза острова Кильдин, повернуть вправо, в сторону Баренцева моря, и патрулировать заданный район для поиска и обнаружения вражеских кораблей и подводных лодок.
Как выглядят корабли – это понятно. Подводные лодки, если идут в надводном положении, – тоже ясно. На небольшой глубине, метров до десяти, их разглядеть можно, по крайней мере пилоты, имевшие опыт, рассказывали – лодка представляет из себя темное движущееся пятно. А вот узнать, наша она или немецкая, невозможно.
У наших на Севере подводные лодки были, и действовали они активно. Более того, часть лодок была построена по немецким проектам, и внешне они от «немцев» не отличались. И флаги при всплытии для подзарядки аккумуляторов лодки не вывешивали. Был один характерный признак: если с лодки ведут огонь, значит – она чужая, и ее надо бомбить. Только опасно, сбить могут раньше, чем поймешь, чья это лодка. А из пулеметов по лодке стрелять бесполезно: прочный корпус имеет толщину качественной стали не меньше, чем у танка, и пулей его не пробьешь.
Полет долгий, весь запас топлива – на четыре часа. Сначала слева по борту был виден Кольский полуостров, смутно Териберка промелькнула. Тихон довернул вправо, курс девяносто. Высота – тысяча метров. С такой высоты и большая площадь акватории видна, и не так холодно. Тихону в остекленной кабине хоть ветер не дует, так, легкий сквозняк. А вот бортстрелку в передней кабине не сладко. Пулемет на вертлюге стоит, даже козырька спереди для защиты от ветра нет. По самолетным меркам, двести километров – мизер, а в лицо дует, как ураган. Холод в рукава забирается, под шлем. Тихон еще подумал – а что зимой будет, когда морозы ядреные придут?
Внизу – ровная гладь, вода свинцовая, неприветливая.
Далеко впереди показалось судно, и Тихон убавил обороты мотора. Надо снижаться, определять, чье судно, а обзор вперед и вниз паршивый, впереди пилота – кабина стрелка. Он обычно и смотрел.
Тихон провел «амбарчик» левее судна, на высоте двести метров, и сделал небольшой крен. Наши! Шапками машут, хотя один матрос на надстройке судна стоит у зенитного пулемета. Издалека ведь тоже различить сразу невозможно, чей это самолет!
С началом военных действий на грузовые суда, буксиры, рыболовецкие шхуны установили вооружение. На большие суда – пушки, явно из складов хранения, иной раз – дореволюционного выпуска, порядком изношенные. На небольшие посудины – зенитные пулеметы. Крупнокалиберных ДШК на всех не хватало, и потому ставили «максимы», сдвоенные и счетверенные. Но как средство борьбы с самолетами они были слабы.
Часть кораблей переоборудовали в тральщики, но далеко не все. Фронту и тылу нужна была рыба. Страна на оккупированных территориях потеряла много скота, и рыба была заменой мясу. И рыболовецкие шхуны бороздили море, и зверобойные. Практически безоружные, они иной раз становились легкой добычей заходивших в Баренцево море немецких подводных лодок, кораблей или самолетов. Особенно часто такие случаи происходили в 1941–1942 годах. В 1943 году наши войска на Севере уже набрали силу, приобрели опыт, выработали тактику. А немцы понесли ощутимые потери и после лета 1943 года стали осторожничать.
Передний стрелок, надев очки-консервы, свешивался за борт. Когда взгляд направлен перпендикулярно воде, лодку на небольшой глубине увидеть можно. А когда вперед или в сторону смотришь – только перископ увидеть можно, да и то по бурунам за ним. Немцы не дураки, и, прежде чем всплыть, акустик прослушивал, нет ли кораблей рядом. Потом горизонт в перископ осматривали, затем воздух в зенитный перископ – не висит ли поблизости самолет? И только потом всплывали.
В первый год войны немцы брали количеством, не зря же говорили о «волчьих стаях» Деница. Действовали группами, особенно в Атлантике, где большие глубины и где пролегают пути из Америки и Англии. Полярные конвои формировались в основном в Великобритании и первую половину пути шли под прикрытием английских военных кораблей. Защиту же им на втором отрезке пути обеспечивали наши. Но все равно потери были, особенно печальна участь конвоя PQ-17.