Школа была для нее спасением не только от шпаны. Она чувствовала себя там счастливой – насколько это было возможно. Жизнь в школе разительно отличалась от ее жизни в «Дейнсфорде» в качестве единственного ребенка, и Венис казалось, что она живет в двух разных мирах. К одному она готовилась, надевая темно-зеленую форму и повязывая школьный галстук, и вступала в него, когда слезала с велосипеда и проводила его через школьные ворота. В другой – попадала к вечеру. Этот мир состоял из мальчишечьих голосов, топота ног, стука парт, запахов еды, сырого белья, юных потных тел, а над всем этим витал дух беспокойства, неминуемой неудачи и страха. Но и тут она находила утешение. Оно поджидало ее в маленькой, почти пустой комнате Фрога.
Шесть томов «Знаменитых английских судебных процессов» Фрог использовал как учебники и практические пособия: он представлял некое дело с позиции обвинителя, она – защитника, а потом они менялись ролями. Каждый участник процесса становился ее хорошим знакомым, каждое убийство раскрывалось убедительно и ярко, пробуждая воображение – живое, однако сдерживаемое чувством реальности, потребностью знать, что все эти ужасные мужчины и женщины, некоторые из которых, облитые после смерти известью, покоились на тюремном дворе, не являлись плодами ее воображения, а жили, дышали и умирали, что их трагедии можно анализировать, обсуждать и извлекать выводы. Альфред Артур Рауз, чей горящий автомобиль пылал, как роковой маяк, на дороге Нортгемптона; Мадлен Смит, протягивающая чашку какао – возможно, с мышьяком – сквозь решетку подвала; Джордж Джозеф Смит, игравший на фисгармонии в меблированных комнатах Хайгейта[8] в то время, как обольщенная и убитая им женщина лежала в ванне наверху; Герберт Рауз Армстронг, протягивающий ячменную лепешку, напичканную мышьяком, своему конкуренту со словами «Не побрезгуйте»; Уильям Уоллес, рыскающий по окраинам Ливерпуля, чтобы найти не существующую улицу Менлав-Гарденс-Ист.
В особенное восхищение их приводило дело Сед-дона. Перед тем как они в очередной раз приступали к инсценировке процесса, Фрог кратко излагал факты.
Год: 1910-й. Подсудимый: Седдон Фредерик Генри. Жадный, скупой, помешанный на деньгах и выгоде. Живет с женой Маргарет Энн, пятью детьми, престарелым отцом и служанкой на Торрингтон-Парк в Ислингтоне. Застрахован по линии «промышленного страхования» в лондонской и манчестерской страховых компаниях. Живет в собственном доме и также имеет кое-какую собственность в разных районах Лондона. И вот 25 июля 1910 года у него появляется жилец. Это сорокадевятилетняя Элиза Мэри Барроу, женщина со вздорным характером и дурными привычками, но с большими деньгами. Она воспитывает восьмилетнего сироту Эрни Гранта, сына подруги, всюду возит его с собой и даже спит с ним в одной кровати. Он, похоже, единственный, кто ее любит. Дядя Эрни, мистер Хук, и его жена тоже на некоторое время поселяются у Седдона, но вскоре съезжают. Это происходит после их ссоры с мисс Барроу и резкого разговора с Седдоном, которого они обвиняют в желании завладеть деньгами мисс Барроу. Примерно через год это и происходит. Дело того стоило. Не забывай, на дворе 1910 год. Тысяча шестьсот фунтов в индийских акциях по 3,5 процента, арендное право в одной гостинице и парикмахерской. Двести двенадцать фунтов на депозите в сберегательном банке и наличные в золоте и банкнотах, которые женщина держит под кроватью. Все сбережения она перевела на Седдона в обмен на обещанную ежегодную ренту в размере 150 фунтов, которую тот обязался пожизненно ей выплачивать.
– Так мисс Барроу просто напрашивалась на роль жертвы, – сказала Венис. – Ведь, как только он получил деньги, она стала для него обузой.
– Конечно, ни один юрист не посоветовал бы ей составить такой договор. Но жестокость и алчность не обязательно доводят до убийства. Произнося защитительную речь, ты должна быть свободна от предвзя-тости.
– То есть должна думать, что он этого не делал?
– Неважно, что ты думаешь на самом деле. Твоя цель – убедить присяжных, что государственное обвинение оставило некоторые сомнения не разрешенными. Но ты никогда не примешь правильного решения ни по какому поводу, если первым делом не ознакомишься с фактами.
– Но как он это сделал? Нет, как обвинение докопалось до истины?
– Сделал с помощью мышьяка. Первого сентября 1911 года мисс Барроу пожаловалась на боли в животе, тошноту и прочие неприятные симптомы. Вызвали врача, он регулярно посещал больную в течение двух недель, а рано утром 14 сентября Седдон явился к нему с известием, что его пациентка умерла.
– И врач не настоял на вскрытии?
– Полагаю, он не видел в этом необходимости. В свидетельстве о смерти было написано, что мисс Барроу скончалась от эпидемической дизентерии. В тот же день Седдон распорядился, чтобы ее похоронили за четыре фунта в общей могиле и потребовал комиссионные от похоронного бюро за то, что популяризирует начинание.
– Общая могила была ошибкой, правда?
– Как и его общение с родственниками мисс Барроу, когда те стали наводить справки. Он держался высокомерно, дерзко и оскорбительно. Неудивительно, что у тех появились подозрения, и они обратились к Главному прокурору. Тело мисс Барроу эксгумировали и при вскрытии обнаружили мышьяк. Седдона арестовали, а через полгода арестовали и жену. Им обоим предъявили обвинение в убийстве.
– А может, его повесили не потому, что у обвинения были веские доказательства, а из-за его отвратительной жадности и скупости? Предположили, что за мышьяком он послал в магазин пятнадцатилетнюю дочь Мэгги, хотя она это отрицала. Не думаю, что свидетельству аптекаря – как его, мистер Торли? – можно безоговорочно доверять. Как думаете, вам удалось бы его оправдать? – спросила Венис.
Фрог улыбнулся несколько самодовольно. У него тоже были свои слабости, и Венис иногда забавлялась, играя на них.
– Ты спрашиваешь, смог бы я добиться большего, чем Эдвард Маршал Холл? То был великолепный адвокат. Хотелось бы послушать его, но он умер еще в 1927-м.
Не настолько великий, чтобы навести страх на Апелляционный суд, и все же один из самых знаменитых – красноречивый, настоящий златоуст. Конечно, сейчас другие требования. В современном суде не приняты театральные, драматизированные монологи. Но некоторые его слова мне не забыть. Я напишу их тебе: «Меня не окружают декорации, и текст для меня не написан. Занавеса тоже нет. Так что мне придется самому создать атмосферу иной жизни, ярко представив ее себе, – ведь в этом и заключается работа адвоката». Мне нравятся эти слова.
– Мне тоже, – призналась Венис.
– Кажется, у тебя нужный голос, – сказал Фрог. – Конечно, ты еще маленькая. Неизвестно, достигнет ли он необходимого уровня.
– А какой нужен?
– Приятный на слух. Не резкий. Гибкий, теплый, естественный. И самое главное – доходчивый, чтобы ему хотелось верить.
– Голос так важен?
– Очень. У Нормана Беркета был такой голос. Хотелось бы мне его послушать. Для адвоката голос так же важен, как и для актера. Будь у меня подходящий голос, я бы пошел в юристы. Но, боюсь, моему недостает мощи. Дальше присяжного мне не пойти.