Она дорожила своей работой, но на компромисс с совестью не шла и не обменивала тело на карьеру. Гордеев поднимал ее авансом, в надежде на лучшие времена, когда она осознает собственную глупость и придет к нему с повинной. Он уверен был в этом, но годы шли, а Настя так и не сдала своих позиций.
В середине «нулевых» для его торгового бизнеса настали непростые времена, на рынке компьютерной и бытовой техники прочно обосновались сетевые гиганты, а продажи в его салоне стали чахнуть. Тогда он сделал ход конем – продал салон, а деньги вложил в строительный бизнес, который тогда успешно развивал, а Настя вместе со своим директорским креслом перешла в руки нового хозяина. Гордеев предлагал ей хорошую должность в своей новой компании, но и в этом получил отказ. Салон работал сейчас под известным на всю Россию брендом, и, в общем-то, дела шли неплохо. Настю и сейчас можно было застать в своем кабинете.
Гордеев ехал на встречу с Федосовым, но не удержался, сделал небольшой крюк, заглянул в салон. Не станет он делиться с Настей своей бедой: нет желания чувствовать себя перед ней жалким неудачником. Он приехал к ней за хорошей новостью, которая могла поднять с пола его настроение. Так не хотелось ехать на поклон к Федосову, но без этого, похоже, не обойтись. Если Настя его воодушевит, он сможет сделать решительный шаг и пройти через унижение…
Настя действительно находилась в своем кабинете. Сидела за столом и сосредоточенно смотрела в ноутбук, в раздумье пощипывая за дужки свои очки.
Многим женщинам шли очки, Гордеев знал это по личным наблюдениям, но Настя смотрелась в них нелепо, возможно, она и сама это знала, может, поэтому пребывала в постоянной готовности снять их. Она это сделала, стоило ему открыть дверь.
Увидела его, быстрым, но плавным движением уложила очки на стол, только тогда ее лицо осветилось улыбкой.
Изменилась Настя с тех пор, как он впервые увидел ее, изящный овал лица расплылся, кожа утратила прежнюю упругость, и с каждым днем на макияж уходило все больше времени и косметики. И фигура уже далеко не та; если Лера еще может надеть облегающее платье, не рискуя показаться смешной, то Настя на это уже не решится. И все же она смотрится очень хорошо – особенно для влюбленного взгляда. Природная грация, женственность, обаяние, сексуальность – все это никуда не делось. И жизни она радовалась не меньше, чем в те времена, когда редкий день обходился без веселых вечеринок, только вот разврат, казалось, был вычеркнут из списка необходимых удовольствий. А выпить она и сейчас любила, и на работе случались всякого рода корпоративы, но Гордеев ни разу не воспользовался этим: Настя умудрялась блюсти себя даже под мухой.
Она обрадовалась ему, взгляд засиял, наблюдай за ними ее муж, он бы наверняка заподозрил их в любовной связи. Но Настя всегда ему так улыбалась – как в старой, так и в новой истории их отношений, а толку?..
– Привет!
Она вышла из-за стола, подставила для поцелуя щеку, прильнула к нему, когда он обнял ее за талию. В далекие времена такое приветствие было для нее обычным делом – как же он ревновал, когда она позволяла лапать себя всяким прочим. Сейчас же до такой вольности она могла опуститься только с ним, и то по старой памяти. Дальше она заходить не разрешала, и более чем пару мгновений, он ее в своих объятиях удержать не мог. Но сегодня она почему-то не отстранилась и даже неосторожно повернула голову, подставив под поцелуй губы. И не смутилась, когда он вдруг увяз в них. Поцеловал ее, а оторваться не смог, и она не отталкивала. Уперлась руками ему в грудь, напрягла их, но не оттолкнула. И только когда он чересчур увлекся, отстранилась от него:
– Э-эй! Осторожней на поворотах!
Но предупреждение запоздало: Гордеев уже заложил вираж. Он поймал Настю за руку, снова обнял за талию, прижал к себе низом живота, и они на какой-то момент застыли в позе пары, танцующей танго.
– Сегодня мой день! – сказал он.
Она попыталась увернуться, но не смогла, их губы снова соединились, и очень скоро он ощутил вкус разгоряченного язычка и тепло страстного дыхания. Настя шевелила руками, двигала телом, как будто пытаясь вырваться, но у нее для этого не было сил и, похоже, желания.
Он должен был спросить, зачем она обругала Риту, но зачем говорить никому не нужные слова, когда ответ скрыт в ее поведении. Язык тела богат на чувства и эмоции, красноречив, и ему не нужно учиться, он дан человеку от природы, поэтому в мире существует такое множество страстных танцев для двоих. Секс – продолжение танца, в котором чувство ритма, отточенность в движениях, мастерское владение телом отходит на задний план; главное – душа, без которой таинство превращается в пошлую случку между животными, и не любовь там, а похоть…
Он любил Настю всей душой, целовал ее с чувством, крепким, как вино двадцатилетней выдержки. И обнажал ее неприступности с трепетом, с каким человек берет в руки святыню, которой молился всю свою жизнь. Обнажал, овладевал, освящал свою победу салютом из долгих лет ожидания, но вдруг почувствовал себя самцом, который поимел такую же похотливую самку. Он женат, у него сын, у Насти две дочери, у них семьи, разные жизни, а их прошлое давно уже стало былью, которую он скашивал, высаживая на ее месте живые и яркие воспоминания. И вдруг эти цветы завяли, а на их месте полезла трава, от которой уже не хотелось избавляться. Этот кабинет мог стать перекрестком двух судеб, но Гордеев подумал о нем, как о тупиковом номере в отеле с почасовой оплатой…
Настя торопливо одевалась, а он смотрел на нее и удивлялся самому себе. Где восторг и опьянение? Почему за спиной не вырастают крылья? Почему не хочется говорить с Настей о будущем?.. И почему вдруг захотелось извиниться перед Лерой за свое непозволительное к ней отношение?..
– Ты меня презираешь? – спросила вдруг она, оправляя юбку.
– Нет! – возмущенно протянул он.
И близко не было в нем такого чувства. Не разочаровался он в Насте, она по-прежнему дорога и желанна, просто уже не хотелось никаких с ней отношений. Разочаровывала сама ситуация – двадцать лет идти по марафонской дистанции, с победой пересечь финишную черту и оказаться вдруг в тупике.
– С чего ты взяла?
– Да вид у тебя какой-то…
Она не смотрела на него, но все замечала. Чувствовала. И если заблуждалась, то не принципиально.
– Какой?
Настя махнула рукой – ни к чему слова, когда и без них все ясно.
Она поправила волосы, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, подошла к своему креслу, села. Немолодая она и далеко уже не такая привлекательная, и прежняя легкость в движениях к ней уже не вернется. Спортом заняться можно, похудеть, но легкость уже не вернуть – ни в движениях, ни в восприятии жизни. Гордеев чувствовал это по себе. Он и сам далеко не мальчик и Настю ничуть не упрекал за ее возраст. Она-то как раз такая, какой он хотел сейчас видеть, но что-то изменилось в нем самом. Высота взята, а что дальше? Может, хватит уже метаться по штормящему морю, не пора ли пристать к берегу, найти покой в гавани, которую он так долго избегал? Лера совсем не так плоха, как он о ней думал, уж, во всяком случае, не хуже Насти…