– А с Ритой я почему встречался? Если бы у меня с твоей мамой что-то было, зачем Рита нужна?
– А отец все равно ревновал, – сказала Катя, неуверенно закрывая дверь.
– И даже посадить грозился?
– Ну, это же слова…
– Понятно, что слова… Не любит меня твой отец, поэтому ты не говори, что эта машина от меня…
– А вам это зачем?
– Ты что, не поняла? Я всю свою жизнь любил твою маму. У нас ничего не было, но я все равно ее любил… И тебя люблю… Как дочь… Ну все, паспорт давай, и свободна!
Насти нигде не было видно, но стоило Кате выйти из машины, как появилась и она. Как будто из воздуха материализовалась. На лице сползающая улыбка, взгляд напряженный, беспокойный, то на Гордеева глянет, то на дочь. И Катя в замешательстве, но по другой причине – она не могла понять, с какой это радости ей столько счастья привалило. А у Насти озабоченность иная – вдруг дочка лишнее сболтнула…
А сболтнула. Обронила зерно истины, которое должно было попасть в правильные руки.
Гордеев отдал паспорт менеджеру с глянцево-картонной улыбкой и велел оформлять покупку. А сам отправился в туалет, оттуда и позвонил Усатову. Отставной майор не отказался от легких денег.
Шашлык откровенно не удался – и пахнет аппетитно, и вид слюноточивый, но мясо жесткое, хотя вроде бы и не жирное. Гордеев пожевал, пожевал и незаметно выплюнул, зато Усатову хоть бы хны, не челюсти у него, а жернова, даже движутся, как будто трутся одна о другую, и зубы, как лезвия мясорубки. Во рту мешанина из мяса, лаваша и лука, в глазах тихая земная радость. Немного мужику для счастья нужно – любимая работа с хорошей оплатой, шашлык и пиво.
Проголодался Усатов, но на еду не набросился. Шумно ест, чавканье время от времени прорывается, но не торопится он, больше чем нужно, в рот не забрасывает. Даже вилкой и ножом пользуется, причем вполне прилично на вид, привычно, можно сказать. Но пока не наелся, слова не сказал.
– Сварщиком в электросетях работает, – наконец заговорил он. – Бездарь.
Усатов проглотил, прекратил жевать и прислушался к своим ощущениям. Лицо его искривилось – как будто он только сейчас понял, насколько нехороший шашлык им подали. Но возможно, так он реагировал на Лопахина.
– Почему бездарь?
– Двадцать лет уже скоро будет, как он там работает, а какой у него разряд? Четвертый. Давно бы уже шестой заработал. Не может. Квалификации не хватает. Руки не оттуда растут…
– Может, потому и промазал, когда в Сотникова стрелял?
Кто о чем, а у Гордеева мысли об одном. Кто-то же стрелял в Сотникова. Скорее всего, это дело рук Федосова, ну а вдруг ветер все же дует со стороны Насти.
– Стрелял? – Усатов снова остановил жевательный процесс, нащупал языком зазор в боковых зубах, попробовал высосать оттуда кусок мяса, но не смог. – Ну это вряд ли.
– Почему?
– Инфантильный он какой-то, – пожал плечами Усатов. – Безынициативный, скажем так. Хотя кто его знает, в тихом омуте чего только не водится…
– Номер телефона?
– Да, конечно, все есть… Если надо с ним поговорить, можно устроить.
– Как? Опять с Леной?
– Ну, если шороху нагнать…
Гордеев кивнул, да, неплохо было бы взять Лопахина за грудки и вытряхнуть из него всю правду. Усатов мог это устроить, и возможно, все еще впереди, но сначала нужно самому встретиться с Вадимом. И еще неплохо было бы ему позвонить… Но сначала нужно было выяснить одну деталь, которая не давала покоя. Усатов мужик шустрый, он в два счета наведет справки.
* * *
По манере человека говорить можно сказать, как он относится к жизни. Если слова ритмично выталкиваются, фразы четко режутся, аккуратно укладываясь в стройные ряды, человек шагает по жизни смело, решительно перешагивает через преграды и, главное, точно знает, к чему стремиться. Если язык едва ворочается во рту, если слова даже не выплевываются, а просто вываливаются изо рта, обладатель такой манеры, как правило, человек бесхарактерный, плывет по жизни, как бревно по течению, то к одному берегу прибьется, то к другому…
– Какая Валерия? Не знаю никакую Валерию, – Лопахин говорил спокойно, без удивления и возмущения, с ленцой и полным равнодушием к происходящему.
Язык вялый, тяжелый, слова он ронял, а звуки проглатывал. Нечеткая речь, маловнятная, Гордеев должен был разобрать его слова, поэтому приходилось напрягать слух.
– Ну как же! Валерия Павловна! Директор туристической компании «Азимут», – Гордеев говорил не своим голосом, но дикция его не подводила.
– Какая Валерия Павловна? Вам чего нужно? – Наконец-то в голосе собеседника послышались раздраженные нотки.
– Лера просила передать, что хочет сегодня встретиться с вами.
– Лера? – А сейчас в голосе прорезалась хоть и робкая, но живая мысль.
– Да, турфирма «Азимут», на улице Снайпера Зайцева.
– На Снайпера Зайцева?.. Лера?.. Хочет со мной встретиться? – Информация прокручивалась в мозговых жерновах тяжело, со скрипом, но в муку все-таки смололась, ссыпалась в извилины, активизировала мыслительный процесс. – Мужик, ты кто такой?
Вопрос прозвучал грубо, нахраписто, даже зло.
– Лера просила вам передать, что в два часа пополудни будет на квартире. Улица Снайпера Зайцева, дом восемнадцать, квартира девяносто четыре…
В трубке послышались короткие гудки. Не выдержал Вадим Лопахин мыслительной нагрузки, закоротило у него. Вопрос – каковы его дальнейшие действия?
Гордеев поднес ко рту сигарету, глубоко затянулся, успокаивая нервы. Он стоял на балконе, спиной к улице, через стекло смотрел в гостиную, на открытую дверь, в которую могла зайти Настя. Они вместе, в одной квартире, внешне у них все в полном порядке, но каждый себе на уме. Настя вела свою игру, он ей противодействовал, у нее «минус», у него «плюс», и очень скоро между этими полюсами проскочит искра. Напряженность уже возникла, разность потенциалов нарастает, воздух наэлектризован предчувствием грозы…
Насти в гостиной не было, значит, разговор она прослушать не могла, но сейчас ей самой могли позвонить. Гордеев сунул окурок в банку с водой, в которой уже плавали «бычки», с балкона перешел в комнату, закрыл за собой дверь. Он услышал, как у Насти зазвонил телефон. Она сидела в спальне у трюмо, расчесывала волосы. Душ приняла, в порядок себя приводит. Без косметики она смотрелась далеко не так хорошо, как под макияжем, но вполне терпимо. Будь она своей в доску женщиной, он бы не воротил от нее нос, но чужая она. Не родная…
Она взяла телефон, глянула на дисплей, в этот момент и появился Гордеев. Она бросила на него смущенный взгляд, выдавила улыбку и скинула вызов.
– Кто-то звонит? – спросил он.