Письмо от отца пришло прошлым летом, когда степь уже начала выгорать. Воздух дурманяще пах цветущей акацией, а в гриве коня, на котором прибыл посыльный, запутался пух тополей. «Ты нужен мне, ты нужен нашему роду. Приезжай».
«Ты нужен». Эти два слова перевернули, перетряхнули его. После предательства Ксейны Сорел думал, что смог излечиться от глупых иллюзий, но… «Ты нужен мне».
– Езжай, – разрешил Настоятель.
И вот он снова в княжестве, снова дома, снова изгой.
– Сделай ей сына и катись куда хочешь – хоть в Степь, хоть к демонам! За что боги наказали меня таким наследником?!
– А почему бы тебе самому на ней не жениться, отец?
– Потому что твоя мать не желает подыхать!
Матери Сорел не знал, его отобрали у нее сразу после рождения. Как он потом подслушал – Дойер женился на дочери бывшего княжеского дознавателя, семнадцатилетней девушке с разумом пятилетнего ребенка, в приданое которой входили ограненный, способный накапливать силу бриллиант, богатое поместье и толстый конверт, набитый компроматом на прежний Совет Четырех. Так тридцать лет назад зажглась звезда Первого Советника.
Музыка из бального зала доносилась даже сюда, в глухую часть замка, облюбованную Сорелом. Юноша раздраженно поморщился – крики, смех, визжание скрипок и гобоев отвлекали от чтения. А как замечательно тихо было в Обители Шорда! Сорел задумался, пытаясь прикинуть график дежурств в лечебнице. Нет, если он ничего не путает, то сегодняшняя ночь принадлежала бы ему, а не Шорду и страждущим. Значит, до полуночи он сидел бы в книгохранилище, разбирая старые свитки, а потом, когда колокол часовой башни прогудит над окрестностями, поднялся бы наверх, в обсерваторию. Двойные звезды, туманности, кратеры на Луне, метеорные потоки очаровывали Сорела, ночное небо манило, звало его куда-то вверх, заставляло трепетать душу, забывать о бренной ее оболочке…
В коридоре послышались торопливые женские шаги – дробный стук каблучков отражался от стен, а сухой шорох юбок напомнил юноше о ветре, шумящем в степном разнотравье. Неужели заблудился кто? В этом крыле, ведущем в старую башню, бывали только слуги во время уборки. Сорел задул свечу, привычно натянул невидимость, выглядывая из своего угла, и чуть книгу не уронил – по коридору, оглядываясь, замирая время от времени, чтобы прислушаться, короткими перебежками двигалась принцесса. Высокая прическа съехала вбок и назад, превратившись в гнездо, просто неприлично задранные юбки открывают кружева панталон. А уж когда она споткнулась… Сорел только ресницами захлопал, слушая витиеватое лизарийское ругательство. Шипя от боли в ушибленных пальцах, принцесса прислонилась к стене, наклонилась, снимая туфельки на шпильке. Облегченно вздохнула, повращав стопами. «Красивые ноги», – мелькнуло у Сорела.
– Ох…
Из большого пальца ушибленной ноги шла кровь. Девушка часто задышала, зажмурилась, стараясь не смотреть. Сорел подался вперед, выглядывая из ниши, где прятался. Как же она так умудрилась? Ноготь поврежден, чуть ли не сорван.
– Дурацкие, дурацкие туфли! – прошептала принцесса.
Сорел замер – на секунду ему показалось, что девушка смотрит прямо на него. Но нет – ее глаза мазнули по стене и снова закрылись. На длинных ресницах заблестели слезинки.
– Дурацкий день! Дурацкий замок! Дурацкая страна!
Девушка зажала рот рукой, заглушая всхлипы, глубоко задышала, чтобы успокоиться. По-детски шмыгнула носом, вытерла мокрые щеки и, еще раз оглядевшись, прошла в нишу, задев Сорела юбкой. Чтобы избежать столкновения, юноше пришлось распластаться по стене.
Принцесса достала из кармана юбки тонкую витую свечу, затеплила ее с помощью огнива и установила на подоконнике. Расстегнув верхние пуговички воротника, сняла с шеи шнурок амулета, выполненного в виде четырехконечной звезды, поцеловала его и опустилась на колени.
– Помогите мне, Светлые, ибо путь мой скрывает Тьма, – зашептала девушка. – Осветите мне дорогу, помогите найти свое место в этой чужой стране. Дайте мне сил выдержать презрение окружающих, недоверие моей будущей семьи, холодность моего жениха. Я знаю, что безразлична ему, но помогите хотя бы завоевать его дружбу. Я знаю, что господин Советник никогда не примет меня как дочь, а для свиты всегда буду чужестранкой, но помогите хотя бы добиться их уважения…
Сорел почувствовал себя вором. Он будто украл эти минуты, позволившие увидеть не маску, но настоящую Эстер. Не фарфоровую куклу с безмятежной улыбкой на лице, а живую девушку – страдающую, одинокую. Больше всего сейчас хотелось уйти, но пышная юбка принцессы заняла почти весь проход, и протиснуться мимо, не задев ее, он бы не смог. И потому стоял и слушал, сжимая кулаки и кусая губы.
– Светлые, я знаю, что он любит другую, но я постараюсь стать для него хорошей женой, хорошей матерью его сыновьям и… И даже бастардам, если он захочет, чтобы я их воспитывала. Боги, пусть он хоть раз взглянет на меня, как на свои свитки …
От услышанного у Сорела буквально глаза на лоб полезли. Эта юная красотка молит богов о том, чтобы он обратил на нее внимание? Он? С ума сойти…
– Светлые, дайте мне сил, молю вас… Мне так холодно здесь. Я все время окружена людьми, но такой одинокой не была с тех пор, как умерла мама… В монастыре хотя бы были сестры, Служительницы, Настоятельница. А здесь… Здесь только дуэнья, которая не может дождаться дня моей свадьбы, чтобы уехать, и фрейлины, шпионящие за мной. Я даже в часовне не могу остаться одна, даже в спальне… Они как свора левреток…
Девушка снова заплакала, а у Сорела закололо в груди. Все, что сейчас говорила принцесса, находило живой отклик в его сердце. Он будто снова увидел себя тринадцатилетним мальчишкой в окружении льстящих слуг, чопорных лордов, равнодушных учителей. Как же мерз он тогда… Согреться не получалось даже летом, даже у камина, потому что холод шел не снаружи, а изнутри, от заледеневшей души никому не нужного ребенка.
Бедная Эстер…
Девушка тихо плакала, спрятав лицо в ладонях, а Сорел поймал себя на непривычном желании обнять, защитить и спрятать от невзгод. Наверное, зря он ее избегал. Стоит хотя бы попытаться подружиться со своей будущей женой.
Утром он пришел к Эстер с букетом ирисов, еще мокрых от росы.
Фрейлины, пряча усмешки за веерами, сказали, что принцесса спит, и предложили подождать. «И правда, левретки», – скривился Сорел, сунув цветы одной из них.
– Всего доброго, леди, – попрощался он, решив зайти позже, когда в соседней комнате послышался шум.
Дверь распахнулась, и в гостиную выбежала принцесса – в наспех запахнутом халате, слишком длинном для нее, с еще заспанными глазами и распущенными волосами. Фрейлины разом присели в реверансах, Сорел поклонился, приветствуя ее.
– Доброе утро, леди Русси. Прошу прощения за вторжение, я лишь хотел преподнести вам цветы и пригласить позавтракать вместе.
Недоверчивая улыбка девушки чуть приподняла уголки рта, а глаза засияли рассветной Кьяррой.