В квадратном подвале горели переносные мощные лампы, штук шесть или восемь, и в их ярком, неестественно голубоватом свечении подвал был похож на зловещую скальную копь, в которой копошатся уродливые злобные гномы. В нос ударила густая вонь месяцами не мытых тел, лежалой одежды и скисшего пота. Альтера поморщилась:
— Они отсюда сколько дней уже не выходят?
— Вот как Вы на прошлой неделе приехали, рассказали, что делать, так и трудятся, рук, так сказать, не покладают, — с готовностью объяснила Петровна. — Поесть да поспать выходят только, а так все работают, работают…
Стены подвала сейчас были обшиты досками и кусками фанеры: неумело, криво и косо, но зато полностью, от пола до потолка. Двое бродяг в дальнем углу, там, где обычно стоят табуреты и висят крючки для одежды, прибивали поверх древесины черную драпировку. Еще трое что-то сколачивали на полу. Остальные возились у боковой двери, из которой являлась сестрам Хозяйка Есбата, отпиливая торчащие края досок. Визг ножовки и стук молотков перекрывали хриплую матерную перебранку. Посередине подвала возвышался Ефрейтор: огромный, кудлатый, в засаленном пиджаке, надетом на грязную майку, и выкрикивал то ли ругательства, подгоняя своих подопечных, то ли команды на том особом, нечленораздельном наречии, понятном только бродягам и хроническим алкоголикам.
— Он всех сюда, что ли, пригнал?
— А как же, — отозвалась Надежда Петровна. — Все тут, ну, кроме Михалыча, он все своими язвами на ногах так и мается, почти не выходит. Ну, и новенького, Богомаза, теперь с нами нет…
Валерия посмотрела на комендантшу. Та отвела глаза и потупилась.
— Что значит, нет?
— Удавился Витя, — скорбно ответила Надежда Петровна и пожевала губами. — Такое горе.
— Удавился или удавили? — уточнила Валерия.
— Да сам он, сам, — поспешно заверила комендантша. — Вот сразу после того, как вы тут последний раз собирались. Затосковал что-то, загрустил. Подошел ко мне, спросил, а нельзя ли уйти. Ну, я и ответила, что, мол, теперь уж нельзя, предупреждали ведь с самого начала…Ну, а потом его Варвара на чердаке и нашла: ремень, значит, перекинул на балку, да и повесился. Такая вот незадача.
Ефрейтор увидел стоящих у двери Валерию и Петровну, выкрикнул что-то похожее на армейское «смирно». Пилы, молотки и разноголосая ругань мигом стихли. Бродяги выпрямились, кто как мог, и застыли. Ефрейтор застегнул пиджак, подтянул мешковатые брюки, и Валерия заметила, что за поясом у него тускло блеснула металлом рукоять пистолета.
— Доброго дня, госпожа Альтера, — хрипло пробасил Ефрейтор и поклонился. Из всклокоченных спутанных волос посыпались сор и какая-то живность.
— И тебе хорошего, — отозвалась Валерия, на всякий случай отойдя на полшага. — Вижу, дело идет. До завтра управитесь?
Ефрейтор запустил толстые пальцы в густую длинную бороду, задумчиво почесал, изучил то, что налипло на грязные ногти, облизал их и важно кивнул.
— Сдадим объект в срок!
— Молодцы, так держать, — Валерия окинула взглядом подвал. — Кстати, где то, что я привезла?
— В целях безопасности, переместили в яму, — отрапортовал Ефрейтор.
— Пойдем, покажешь.
Они подошли к краю квадратного углубления, похожего на бассейн. На дне стояли четыре газовых баллона с пропаном по пятьдесят литров каждый и пять пластиковых канистр.
— Убрали во избежание, — пояснил Ефрейтор. — Ребята у меня дурные, мало ли что…
— Ну и правильно. Что делать потом, помнишь?
Ефрейтор кивнул.
— Баллоны расположить по углам. Находящуюся в канистрах жидкость применить для обработки драпировочной ткани. Данную обработку осуществить завтра вечером, не ранее, чем за шесть, и не позднее, чем за четыре часа до вашего прибытия.
— Вольно, — сказала Альтера. — Иди, работай.
Ефрейтор вновь поклонился, рассыпая обитателей жирных зарослей на голове, и отошел. Раздался хриплый окрик; сразу же застучали молотки, заерзали пилы, негромко загомонили невнятные голоса.
— Хороший у тебя мужик, Петровна. Дисциплину знает.
— Да, он у меня такой, — с гордостью отозвалась комендантша.
— Вот только зачем-то с оружием ходит, — добавила Валерия. — Это что за ствол у него в штанах?
Надежда Петровна обеспокоенно заморгала, облизав губы.
— Так это…он…подобрал…
— Где подобрал?
— Его еще с месяц назад госпожа Кера посылала с мужиками…там…подчистить за ней кое-что. Ну вот он и нашел, радовался еще так, мне показывал, смотри, мол, Петровна, пистолет, да еще с патронами… Вы уж не судите строго, он же военным был, пусть потешится…
— Пусть, пусть… — задумчиво ответила Валерия. — Ладно, пойдем отсюда. Мне ехать пора.
Они поднялись наверх. По сравнению со спертым смрадом в подвале застоявшийся тусклый воздух на втором этаже показался свежим и сладким, как ранним утром в горах. Коридор был пустынен и тих, краснорожий Индеец и молодые люди ушли, и Валерия надеялась, что дорогой фотоаппарат на груди у одного из них не стал причиной беды. Днем, конечно, бродяги обычно никого не трогают, но все же…
— Госпожа Альтера! — прервала ее размышления Надежда Петровна.
Валерия остановилась.
— Чего тебе?
— Я вот спросить Вас хотела, — тон комендантши показался Валерии странным.
Она нахмурилась.
— О чем спросить?
— Да как-то мне странно это все. Газовые баллоны, канистры какие-то. Я вот открыла одну, понюхала — какой-то химией пахнет: и спирт — не спирт, и бензин — не бензин…
Петровна растянула тонкие желтоватые губы в улыбке, обнажая черные острые зубы, но глаза не улыбались, и Валерия поняла, что именно странным показалось ей в голосе комендантши. Подозрение. Старая бродяга, с двумя сроками исправительной колонии за спиной, опытом выживания, ради которого не останавливалась ни перед чем, явно что-то подозревала.
— Что тебе странно? — резко сказала Валерия. — Завтра у нас особая ночь, праздничная, и мероприятие будет тоже особым…
— Но в прошлом году на вальпургиеву ночь ничего такого не приносили, — вставила Петровна.
— И что? — Валерия повысила голос. — В прошлом году не было, а в этом будет. Я объясняла: газ нужен для горелок специальных, а в канистрах ароматические смеси. Госпоже Приме, наверное, вонь вашу надоело нюхать, вот она и распорядилась…
Глаза Надежды Петровны сощурились и вспыхнули желтым.
— Не знаю, не знаю, — покачала головой она. — Госпожа Прима распорядилась или кто другой… Я, пожалуй, завтра ее когда встречу, так и спрошу, зачем это она в подвал приказала поставить газовые баллоны и все портьеры горючим пропитать.
Наглая комендантша смотрела Валерии прямо в глаза. На секунду Альтера представила, как Надежда Петровна, переваливаясь на кривых толстых ногах, разгоняется по коридору и с разбега бросается из окна, разбив лбом стекло; или, скажем, берет со стола в своей гнусной каморке ржавый нож и медленно, с чувством, перерезает себе глотку. Сколько для этого потребовалось бы времени? Полминуты, чуть больше? В любой другой день именно это бы и случилось, но не сегодня: для того, чтобы завтра все прошло гладко, комендантша нужна была Валерии живой и здоровой. Можно было, конечно, выбить ей сейчас память, но тоже не вариант: если гнусная баба забудет про газ и горючее в канистрах, то может забыть и проконтролировать, чтобы все было сделано, как следует. Тут нужно иначе. Конечно, подтолкнуть немного придется, но самую малость.