Я потёрла лоб:
– Так, надо подумать… она ведь спит? Сколько самое большее может длиться сон?
Озриэль задумался:
– Ну, если верить сказочному первоисточнику, то сто лет.
– А потом?
– Потом её должен поцеловать прекрасный принц и тем самым пробудить ото сна.
– А если не поцелует?
– Ээ… будет спать дальше.
Я готова была схватиться за голову, но тут меня отвлекло чавканье: Индрик дожевывал оставленный на столике кекс, просовывая его под маской.
– Как ты можешь есть в такой момент?!
Он пожал плечами:
– А что? Я всегда голоден, как проснусь, и не важно, произошло это утром или посреди ночи. К тому же за целый век кекс всё равно бы заплесневел, – добавил он и запихнул остатки в рот. – А так профессору будет приятно, что не осталось мусора.
– Профессору будет приятно… – повторила я, вдумываясь в эти слова.
– Ну да, можно ведь и…
– Профессору будет приятно! – перебила я и, схватив его за руку, подтащила к ложу: – Целуй!
– Что?! – Индрик закашлялся, поперхнувшись кексом.
– Ты сам слышал: чтобы она проснулась, нужен поцелуй прекрасного принца!
– Ни за что! И я ещё не принц, я только учусь на него.
– Ты ведь её любимчик, ты ей нравишься, так что должно сработать.
– Я многим нравлюсь, и что с того?!
– Какая скромность.
– Ливи, не думаю, что это поможет… – попытался вмешаться Озриэль.
Индрик бросил на него благодарный взгляд:
– Спасибо, друг!
– Нужно испробовать все способы, – не отступалась я.
– Это безумие!
– Целуй, тебе говорят! Я приказываю!
– Что?
– Что?!
Оба удивленно воззрились на меня. Вбитые с детства привычки выкорчевываются с трудом. Раньше всегда срабатывало.
– То есть я хотела сказать: прошу. Индрик, пожалуйста, сделай это ради меня, ради профессора, а главное, ради счастья всех будущих поколений студентов, которые могут навеки лишиться поэтики! – Я молитвенно сложила руки на груди.
– Ради счастья всех будущих поколений студентов я бы как раз не стал этого делать, – вздохнул Индрик, снимая маску. А потом оглядел нас троих: – Если вы когда-нибудь кому-нибудь об этом расскажете…
– Чтоб мне замуж не выйти!
– Чтоб мне тюрбан носить!
– Чтоб мне тлёй до конца жизни питаться!
Когда все страшные клятвы были принесены, Индрик коротко выдохнул и, склонившись над ложем, чмокнул профессора в сиреневые губы. Мы замерли, вытянув шеи. Пульс участился, напряжение достигло пика, прошла минута, другая…
– Не сработало, – констатировал Индрик и попытался натянуть маску.
– Стой, – я схватила его за руку, – попробуй ещё раз.
Последовала короткая возня, Индрик потерпел поражение и подчинился. После третьего раза пришлось признать, что ничего не вышло.
Охватившее меня разочарование не поддавалось описанию. Только теперь я поняла, как сильно надеялась, что это сработает.
– Так и знала, что в сказках – сплошное вранье!
Озриэль сжал моё плечо.
– Не расстраивайся, мы что-нибудь придумаем. Но сейчас лучше отсюда уйти, пока мы ещё в силах передвигать ноги.
– А что делать с ней? Не можем же мы её так оставить…
– Придётся. Думаю, в ближайшие, хм, сто лет она не заметит особой разницы, а, прикорнув рядом, мы уж точно ничем не сможем помочь. Взгляни на Индрика.
Я обернулась и обнаружила, что тот устроился в кресле и, откинув голову на спинку, борется с дремотой из последних сил. Конечно, он ведь успел здорово надышаться, пока был без маски.
– Ты прав, нельзя здесь дольше оставаться. Только погоди минутку.
Я подошла к письменному столу и вынула из ящика карандаш и лист бумаги. Потом мы подхватили Индрика и поволокли к выходу, двигая свободными руками, как гребцы, чтобы немного разогнать воздух – такой он был плотный.
В дверях я ненадолго задержалась, разглядывая стоящий в углу цветочный холмик, и не сразу поняла, что он мне напоминает. Это была корзинка – та самая, в которой доставили хрусталютики и из которой профессор Марбис пересадила цветы, запустив труднообратимый процесс. Сейчас её плотно обвивали стебли и бутоны, под которыми едва угадывались прежние очертания. Я оборвала их и прихватила и корзину. Пригодится, чтобы уладить дело с Эмилией.
* * *
На крыльце Индрик чуть пришёл в себя и до калитки добрался уже самостоятельно, хоть и слегка запинаясь. И лишь оказавшись по другую сторону забора, мы сняли маски. Закрыть калитку оказалось не проще, чем открыть.
Пока принцы пыхтели над этой задачей, я прислонила лист к забору и нацарапала записку. Карандаш тоже оказался ядовито-сиреневым – похоже, профессор Марбис питает к этому цвету особую нежность. Готовое послание я прикрепила к калитке и отступила на шаг, любуясь результатом. Оно гласило:
Уехала погостить к тетушке. Когда вернусь – не ваше дело.
С любовью, профессор Марбис.
P.S. для студентов: в качестве домашнего задания хорошенько повеселитесь и отдохните от поэтики.
P.S. для воров: спите с миром.
– Думаю, вполне в её стиле, – одобрил Озриэль.
Тут нас отвлек голос Индрика:
– Эй, как думаете, сколько дней нужно этим самым… хрусталютикам, чтобы превратить улицу Менестреля в сад снов?.. Или даже часов…
Он указал на дорогу. За то время, что мы провели в доме, несколько корешков успели выползти на неё и навострились к соседнему дому. Озриэль поспешно выкорчевал их и хотел перекинуть обратно через ограду, но я забрала цветы:
– Зачем они тебе? – удивился он.
– Это для лавки, заметаю следы, – пояснила я и воткнула хрусталютики в корзину. – Но Индрик прав. – Я встала и отряхнула руки. – Через день-другой соседи могут что-то заподозрить…
– Хм, а если мы… – начал Озриэль и повернулся к Индрику: – Помнишь, нам в самом начале дали пару уроков бытовой магии после инспекции в жилой башне?
Тот наморщил лоб.
– Уроки? Наверное, я тогда был на репетиции…
– Ладно, неважно. Там совсем просто, главное только вспомнить закольцовывающую фразу… сейчас… – Ифрит задумчиво пощелкал пальцами.
– Ты о чем? – уточнила я.
– Среди прочего нас учили сдерживающему заклинанию, – пояснил Озриэль. – Оно, к примеру, помогает избавиться от крыс в доме или хотя бы сдержать рост их численности. Зря я тогда невнимательно слушал, ещё подумал: зачем принцу такое знать?