В клуб мы отправились в семь часов.
Инга с Денисом за нами заехали. Я надела свою любимую юбку чуть выше колена и кофточку а-ля Зоя Космодемьянская. Так называл ее Эдуард, потому что она имела множество дизайнерских надрезов..
То, что он дурак, это ясно. А кофта мне все равно очень нравится. Хотя Денис, посмотрев на нее, почему-то сказал:
– А поновее у тебя ничего нет? – И, обращаясь к Инге, добавил: – Надо будет поехать и накупить ей вещей.
– Еще рано. Пусть сначала похудеет на двадцать килограммов, – возразила Инга.
– Она никогда не похудеет, и ты это прекрасно знаешь, – сказал Денис, – завтра же поедешь с ней и купишь все, что она захочет.
– Хорошо, – тихо ответила Инга.
А я вдруг очень пожалела о том, что нельзя вскрыть черепную коробку, искромсать и до того уже искромсанные мозги, выставить их на всеобщее обозрение: мол, вот какие старые уже, – а потом получить от брата деньги, пойти в магазин и купить новые.
Русский клуб представлял собой милый, уютный ресторанчик. Хозяин был наш соотечественник. По понедельникам он приглашал только русских.
Слева от входа стояли составленные рядом столы, справа располагалась танцплощадка.
Дизайн ресторана был самый обычный.
Официанты вовсю шутили на русском. Денис меня познакомил с одним черным официантом, которого звали Мкулани или Нкулани – я точно не поняла. Любимым выражением этого Мкулани было «Твою мать!». Но вставлял он это слово только по делу. Например:
– Мкулани, я хочу заказать рыбу и рис с овощами, – сказал Денис на английском.
– Рыба только мороженая, – ответил Мкулани тоже на английском, а потом на русском добавил: – Твою мать.
Примерно через час после нашего прихода стал собираться народ.
Мы стояли с Анькой у окна и выискивали претендентов на наши руки и сердца. К нам подходили разные люди и знакомились.
Инга сидела с Денисом, но вдруг встала и направилась к нам.
– Вот, только что зашел, видите? Это Альберт.
– Не просто видим, – сказала Анька, – а чувствуем. Меня уже тошнит.
– Чего ты? – спросила я. – Вроде неплохой. Даже очень симпатичный. Давай, знакомь нас.
– Но-но!!! – оживилась Анька. – Договорились же – он мой.
– Тебя же тошнит!
– Ничего. Потошнит – перестанет, – ответила Анька и приготовилась делать умное лицо.
Альберт выглядел лет на сорок с небольшим. Высокий, темные густые волосы, не тронутые сединой, близко посаженные черные глаза, прямой нос, слегка пухлые губы. Одет он был очень опрятно: темные брюки, светлая рубашка в мелкую клетку и серая безрукавка.
Инга подвела его к нам и представила.
Он сначала взял Анькину руку и поцеловал, потом поцеловал и мою.
«Очень галантный», – подумала я.
Пока мы пытались склеить разговор, Инга показывала взглядом, чтобы мы посмотрели на входную дверь, а на пальцах показывала цифру два.
«Красавец, ничего не скажешь, только пока ничего не екает внутри», – подумала я.
У двери стоял красивый стройный мужчина лет тридцати пяти. Светлые кучерявые волосы, смелые, даже можно сказать, нахальные глаза, тонкие губы и подбородок с ямочкой.
«Да, выбор, прямо сказать, неплохой», – сказала я про себя и уставилась в окно.
Интересно, а как же выглядит третий?
Это я узнала ровно через секунду, когда Инга показала на пальцах цифру «три» и кивнула в сторону двери.
– Мамочки! – воскликнула я.
Анька и Альберт, которые в это время обсуждали, голубой Киркоров или сизый, с интересом посмотрели на меня.
– А что, разве нормальный мужик будет краситься? – спросила у меня Инга.
Но я ее не слышала. У меня начали подкашиваться ноги, и я почувствовала, что краснею, потому что именно в этот момент Инга вела под руку человека, которого я уже любила. Может, в прошлой жизни, но это точно был он: тот, которого я ждала все эти тридцать с хвостиком лет.
– А вот и моя, вернее Денискина, сестра Лора и ее подруга Аня, – представила нас Инга.
«Только бы это был не Сергей-еврей, – подумала я. Пусть, ну пусть это будет Гена. Мне все равно, что он НИ-КА-КОЙ, пусть он только не будет евреем, а будет Геной, ну, пожалуйста!» – молила я.
– Сергей, – представился «номер три» и слегка наклонил голову.
«Ну, вот и все. Ваша песенка спета, – подумала я, когда к нам подошел „номер два“ – Гена, по методу исключения. – Ох, Гена, – я посмотрела ему в глаза. – А ты ведь и вправду ни-ка-кой».
Гена смотрел на меня и улыбался.
И я как-то сразу поняла, что никогда не буду с этим человеком, даже если бы он был «ка-ким». Просто это не мое, и все.
Анька вся светилась.
Геннадий подошел ко мне ближе и предложил пройти в бар и выпить чего-нибудь.
Я взяла себе мартини со спрайтом, а он виски со льдом.
– Как тебе Африка? – спросил Гена.
Ненавижу этот вопрос. За сегодняшний вечер уже более десятка новых знакомых задали мне его.
Каждый, кто со мной знакомился, интересовался, нравится ли мне Африка. И что надо было отвечать? Чтобы ответить на этот вопрос, мне надо каждому рассказать о своей жизни и объяснить, что здесь я нахожусь не по собственной воле, а токмо волей пославших мя родителей, дабы я забыла об Эдуарде.
Гена крутил в руке бокал и пожирал меня глазами.
Я пожала плечами и сказала:
– Я не знаю, как мне Африка. Я нигде не была еще.
Геннадий оживился:
– Это не проблема. Если ты не возражаешь, я покажу тебе ее. Всю.
На слове «всю» я поперхнулась, так как вдруг испугалась, что кроме Африки он мне покажет еще и себя.
– А теперь расскажи мне о себе, – сказал Гена и уставился в мое декольте.
Я сразу поняла, что и этот вопрос я тоже ненавижу. Может, даже больше, чем вопрос про Африку.
Ну что я должна ему рассказать? О своем детстве? О пупсиках за рубль десять? С одежками…
Конечно, я могла бы рассказать ему, что:
1. Я толстая.
2. Нет, я не просто толстая – я жирная.
3. Я постоянно думаю.
4. И это мешает мне жить.
5. Если бы я думала только о том, что я жирная, мне было бы легче.
6. Но я еще думаю о том, что было бы, если бы я была худенькой, и от этого мне становится плохо.
7. Мне постоянно кажется, что я все делаю неправильно.
8. И что моя жизнь должна быть совсем другой.