– Лорд Блейкли, – продолжала баронесса, обмахиваясь веером с изображенными на нем китайскими мотивами, – почтил нас честью исполнить небольшое представление.
Потрясенный, Нед вспомнил, что Блейкли пообещал продемонстрировать оду на публике. Неужели он собирается пропеть ее для этой публики? Однако Блейкли поднялся, спокойный как никогда, и стал пробираться к импровизированной сцене.
Веер баронессы зашелестел с неслыханной силой. И неудивительно. Нелюдимый, надменный маркиз Блейкли не только почтил присутствием ее вечер, но и – впервые – насколько это было известно светскому обществу, решил выступить с публичным представлением.
И не одна только хозяйка салона застыла с неприкрытым интересом. Сидевшие вокруг него женщины словно вытянулись вперед. Воцарилась тишина, так что, когда баронесса остановила Блейкли, все в комнате услышали их обмен репликами.
– Милорд, – прощебетала она, – нужен ли вам аккомпанемент?
Блейкли склонил набок голову, будто размышляя. Нед знал, что это одна из его излюбленных поз в обществе, призванная служить подтверждением работы его интеллекта. Не то чтобы это было неправдой, просто вряд ли он нуждался в подобной аффектации.
– Вещь, которую я намереваюсь исполнить, – наконец произнес он, – принадлежит моему собственному перу. Она создана в стиле, который в Бразилии, где я имел удовольствие побывать, вероятно, назвали бы terrivel .
– О, как это мило! – Баронесса чуть не выронила веер от восторга. – Бразилия! Это что-то! Как экзотично!
Блейкли, казалось, еще больше поскучнел от столь бурного проявления ее заинтересованности. Он посмотрел в зал.
– Что, так сказать, вряд ли возможно поправить аккомпанементом.
Она выглядела потрясенной.
– Стиль мм… таа… хивиль? Нет. Конечно нет. Я полностью вас понимаю.
Блейкли кивнул – на его лице было написано презрительное высокомерие – и вновь повернулся к публике. Он окинул собравшихся таким взглядом, словно это была толпа прокаженных. Затем он заложил руки за спину и запел.
Жаба, квакающая своим надтреснутым, расстроенным баритоном, могла бы легко победить маркиза на певческом турнире. Надежды Неда вознеслись до высоты плинтуса. Он не мог и предположить себе подобного.
Это была не ода. Это было убийство.
Нед прикрыл рукой рот и прикусил зубами перчатку. Это не сильно помогло. Его плечи сотрясались от смеха.
А кроме того, еще же были слова. Бог мой, сколько же времени он убил, сочиняя этот шедевр?
Что у Неда не отнять, никогда, да!
Верность он хранит всегда, навсегда, да!
Если вам грозит беда, горе, ужас и борьба -
Вам поможет он тогда, с другом горе не беда, да!
Нед крепче вцепился в перчатку, его зубы прокусили тонкую кожу и коснулись пальцев. Наконец, он почти справился с душившим его смехом и оглянулся. Лица присутствующих застыли в напряженном внимании. Всех, за исключением мадам Эсмеральды. В ее глазах плясали озорные чертики веселья.
К счастью, Блейкли еще не закончил.
Вечно радостный он, вечно лестный.
Мир признает его, пусть он тесный.
Путь его в этой жизни известный -
Он политиком станет, если верить не станет,
Если верить не станет, советам… нечестной.
Нед сомневался, насколько это соответствует понятию комплимента. Слова «вечно радостный» вряд ли можно было назвать правдой. Он вновь обернулся. В отличие от большинства собравшихся леди Кэтлин не пожирала глазами поющего лорда Блейкли. Она осторожно посматривала по сторонам, вцепившись пальцами в подлокотники. Казалось, она вела себя так, будто детали меблировки комнаты интересуют ее гораздо больше, чем устроенное Блейкли представление.
Между тем Блейкли продолжал:
Нед достоин признанья, он живет в ожиданье,
Не отравлен он горем интриг.
Исключенье лишь в той, что задумана мной,
Для того чтоб сорвать ее…
Блейкли вывел последнюю трель – если эти каркающие звуки можно назвать столь мелодичным именем – и, не отводя взгляда, уставился на мадам Эсмеральду. Нед пытался додумать пропущенную рифму. Сорвать ей парик? Ее блик? Ее… крик?
Мадам Эсмеральда густо покраснела и схватилась рукой за горло. Как странно.
– Сдается мне, что моя последняя строчка вышла без всякого размера или рифмы, – заключил выступление Блейкли.
Наступила чудовищная тишина. Благословенная тишина. Взгляды, которыми обменивались собравшиеся, говорили об одном – Господи Всемогущий, пожалуйста, скажи, что это кончилось. Блейкли оглядел публику с типичной презрительной невозмутимостью, словно призывая отважиться и освистать его.
Однако они не отважились. Нед представлял мысли, витавшие в их голове. В конце концов, он был маркиз. Возможно, в Бразилии все по-другому. Представление было экзотичным. Коротким. И вовсе не таким ужасным, как та китайская опера, которой их потчевали в прошлом году.
– Браво! - воскликнул Нед и бешено зааплодировал. Публика с благодарностью присоединилась к его аплодисментам.
Блейкли сухо поклонился и стал прокладывать сквозь ряды собравшихся путь к своему стулу. Он даже не взглянул на Неда, не поблагодарил за то, что тот только что его спас.
Ха. Если у Блейкли нет скромности, почему Неду не сыграть на его чувствах еще раз?
– Бис! – восторженно завопил Нед.
Блейкли пригвоздил мальчишку взглядом, обещавшим немедленное четвертование. К счастью для сохранности конечностей Неда, никто не поддержал его опрометчивого крика. Блейкли продолжил свой путь, принимая очень вежливые, но не совсем воодушевляющие аплодисменты.
Он ответил на приветственный кивок Неда и уже достиг своего места рядом с мадам Эсмеральдой, когда назойливая леди, сидевшая по правую руку от Неда, обратилась к нему.
– Лорд Блейкли, – поинтересовалась она. – Что за необычный стиль. Я только хотела узнать: а кто такой Нед?
Нед едва подавил усмешку. Это была, возможно, лучшая часть сегодняшнего представления. Практически все собравшиеся знали его как мистера Кархарта. Только ближний круг, его семья, а он причислял к их числу и мадам Эсмеральду, звали его Нед.
Прежде чем ответить, Блейкли расправил полы фрака и сел выпрямив спину.
– Человек. – Никаких дальнейших уточнений не слетело с его губ.
– О… – Пауза. – А этот стиль специально задумывался для такого исполнения?
Нед был не прочь уколоть своего кузена, но черт его побери, если он позволит кому-либо еще проделать подобное.
– Диссонанс, – беспечно произнес он, – столь популярен за границей в этом году. Какой позор, что Лондон отстал от времени.