То, что она сказала, во многом показалось ему эхом его собственных мыслей. Бывали дни, когда он ненавидел лорда Блейкли.
Она повернула голову и внимательно посмотрела на него. Ее глаза в сгустившейся ночной тьме представлялись двумя темными омутами. Отблески слабого, едва проникающего из окон света выхватывали из темноты ее статную фигурку. Грудь поднималась и опускалась в такт с ее слегка участившимся дыханием. Быстрый вдох, быстрое движение. Каким станет ее дыхание, если он поцелует этот нежный кремовый изгиб над острой шишечкой ее соска?
Он страстно желал ее. Желал не просто эти совершенные очертания ее грудей, которые так и просились в его ладонь. Нет, он жаждал обладать женщиной, что связала его, и не только в буквальном смысле.
– Вы должны прекрасно понимать, что не сможете у меня выиграть. Осталось лишь одно задание, и я уверен, что выполню его со всем надлежащим рвением. Спустя весьма краткий промежуток времени я исполню все ваши указания. И у меня совсем нет желания связать себя узами брака с леди Кэтлин. Нед поймет, что вы всего лишь обманщица. Вы ничего не добьетесь, бездумно следуя своему плану.
– Дело не в том, чего я хочу добиться, дело в том, что вы потеряете, милорд.
Гарет покачал головой:
– Вы имеете в виду мою репутацию? Если я смог сегодня предотвратить все возможные слухи и пересуды одной своей уверенностью и взглядом, исполненным спокойствия и превосходства, будьте уверены, что мое доброе имя окажется неподвластным любым заданиям, какие бы вы ни выдумали. Я подчинил общество еще задолго до ваших пустых попыток скомпрометировать меня. Вам вряд ли удастся преуспеть в этом.
– Вы правы. – Она смотрела вдаль невидящим взглядом. – Но это совсем не то, что я хотела бы выиграть.
Любой, кому пришло бы в голову заглянуть в окна музыкального зала, мог бы разглядеть их силуэты. Со стороны их разговор мог показаться весьма праздной беседой. Обмен комплиментами, обсуждение общих знакомых. Не более того, пока он не позволит себе такой глупости, как коснуться ее.
Он страстно желал шептать ей глупости, целуя нежную кожу ее шеи.
– Вместо всего этого ты можешь выиграть мое покровительство. Обдумай и эту возможность. – Слова с трудом срывались с его языка. – Стань моей любовницей. Забудь обо всех этих идиотских целях, которых ты надеялась достичь.
– Если бы я хотела стать любовницей или содержанкой, я бы не стала затруднять себя созданием мадам Эсмеральды. Мне это неинтересно.
– Ты не будешь просто чьей-то любовницей. Ты будешь моей.
Она покачала головой:
– Я уже довольно давно объяснила вам, почему никогда не соглашусь с вашими предложениями. Вы протыкаете. Вы пришпиливаете. Вы предлагаете мне сделку, логично взвесив все затраты и преимущества. Знаете ли вы, я почти уверена, что единственные эмоции, которые вы позволяете себе показывать, – это гордость, гнев и презрение? Ни малейшего удовольствия или радости. Ни грусти. Ни разочарования.
– Только то, что я не выказываю все, что внутри меня, не значит…
– Вы не показываете определенные чувства и эмоции, – произнесла мадам Эсмеральда. – Почему, например, это не улыбка?
– А почему бы мне не трясти головой в подобострастном унижении? Почему бы не рвать на себе волосы от горя? Почему бы мне не пускать слюни, как преданная собачонка, которую поманили пальчиком? У меня есть гордость, Мэг.
– Она есть и у большинства других людей. Но они не заслоняются ею от своей человечности. Или от чувств людей, что окружают их.
Она думает, что он бесчеловечен?
– Понятно, – проронил он. Он вложил в голос весь холод, что окутал в тот момент его сердце. – Я вам не нравлюсь.
Она подняла голову и взглянула в глаза Гарету. И снова желание охватило его – так глубоко, что он едва мог сдерживать свои порывы. Она распаляла его аппетит снова и снова, он опять ощутил это ноющее чувство в паху. Целовать. Касаться. Ласкать. Господи, как же он хотел ее, хотел коснуться ее плоти, почувствовать ее кожу своей кожей. Он хотел, чтобы ее волосы, собранные сейчас в сложную прическу, разметались по его груди.
– Нет. Мне скорее не нравится лорд Блейкли. Любопытно, почему вы так часто играете маркиза?
– Играю маркиза? Я и есть маркиз.
– А я – мадам Эсмеральда. И миссис Маргарет Бернард. Вы думаете, я не могу распознать фасад?
Гарет запнулся.
– Фасад? Что же, по вашему мнению, я скрываю?
Она склонила голову набок и внимательно посмотрела на него.
– В вас присутствуют все признаки человека, бывшего очень неуклюжим, неловким ребенком. Мальчика, чья внутренняя жизнь не особенно заботила родителей. Мальчика, жившего собственной жизнью, – тихого, усердного. Возможно, слишком тихого и слишком погруженного в естественные науки, которому казались необыкновенно скучными спортивные упражнения и охотничьи выезды. Когда вы встречали других детей своего возраста, они казались вам бестолковыми. А когда они собирались в группы, как это им свойственно, вы боялись, где-то глубоко внутри, что они смеются над вами.
– Интересная теория. Жаль, что у вас полностью отсутствуют доказательства. – Гарет старался сохранить в голосе холодность. Его руки дрожали. Он вспомнил свои первые ужасные годы в Харроу . Он старался забыть о них, вычеркнуть их из своей памяти, однако ее слова вернули их снова, и он снова ощутил чувство подступающей тошноты.
Следует оставаться на высоте. Надо думать о соблазнительном теле, о сладости ее объятий. Он постарался сосредоточиться на этих обжигающих мыслях и спрятать жуткие детские страхи, которые она пробудила к жизни своими словами.
Но она не позволила ему ничего скрыть.
– Да, да, именно так. Они все смеялись над вами.
Они делали это. Он стиснул руки, вспомнив чувство беспомощности, что не покидало его тогда.
– Потом вы обнаружили, что способны заставить их остановиться. Они не смогут смеяться над каменным истуканом. И они все боялись вашего положения в обществе.
– Все это не относится к моему предложению. Вы расскажете Неду, что обманывали его. Я затащу вас в постель.
– Но это совсем не то, что хочет каждый из нас, милорд. Вы не хотите, чтобы лорд Блейкли затащил меня в постель. А я думаю, что вы забыли, что значит быть Гаретом – просто Гаретом. И все страдают от этого. Я страдаю. Нед страдает. – Она умолкла на минуту. – Даже ваши слуги страдают. Как вам удалось научить их не улыбаться?
– Я не могу нести ответственность за выражение на их лицах.
– Правда? Назовите хоть одного из них, которого вы видели улыбающимся.
Назвать? Гарет привык воспринимать большинство своих слуг как некую безымянную массу. В тех редких случаях, когда он обращал на них внимание, они полагали за лучшее спрятаться за метелкой из перьев, которой обычно смахивали пыль. Слугам следовало держаться где-то на зад нем плане. Гарет даже иногда сомневался, что его слуги – настоящие люди. Они наверняка имели какие-то личные чувства и эмоции. Однако это вовсе не означало, что он намеревался вдаваться в подобные детали.