Если бы не постоянные его успехи. И доклады, приходящие как от шпионов Зеума, так и других магических школ, с которыми Мбимайю поддерживала контакт. Аспект-император был чем-то более значительным, чем талантливый демагог, коварный военачальник, колдун или тиран, гораздо значительнее.
Оставался вопрос – кем же все-таки?
Споры все длились и длились, как всегда происходит среди мудрецов, когда они обсуждают вопросы, на которые не существует очевидных ответов. Нганка’калла часто осуждали за его долготерпение и попустительство, но в конце концов даже он устал от бесконечных откладываний и проволочек. И наконец призвал к себе двоюродного брата, потребовав изложить суть расхождений.
– Мы учли все сколько-нибудь существенное, – тяжело вздохнув, сказал Маловеби. – Но очевиден лишь один урок…
Сатакхан уперся подбородком о кулак, чтобы несколько облегчить вес своего парика, который защищал в бою еще его любимого деда:
– И какой же?
– Все, кто оказывают ему сопротивление, погибают.
Так случилось, что весть о занятии имперскими колумнариями руин Аувангшея поступила вечером того же дня – ирония судьбы. Для жителей Трехморья древняя крепость мало что значила, как с тех пор выяснил Маловеби. Но для зеумцев это был порог их святой земли. Врата в великой стене, которую сам Мир воздвиг вокруг Высокого Священного Зеума.
Вскоре после этого и начали прибывать заудунианские миссионеры, частью нищенского вида, частью одетые как купцы. Потом, конечно, было печально знаменитое Посольство Самоубийц. И на протяжении всего времени Аунгвашей отстраивался и расширялся, а провинции Нильнамеша реорганизовывались на военный лад. Шпионы сообщали также о сооружении зернохранилищ в Сорамипуре и других городах на западе.
Стало ясно, что против них ведется уже своего рода война. Повсюду, где интересы Зеума и Трехморья соприкасались – в торговой и дипломатической сферах, у границы – аспект-император проводил подготовку.
– Он предпочитает подколки мечам! – воскликнул Нганка’калл.
К тому времени Маловеби прочел уже «Свод». Книга проникла в Высокий Домет по случайности или же по прихоти Блудницы, что одно и то же. Айнонийского торговца пряностями по имени Пармерсес схватили по подозрению в соглядатайстве, и манускрипт был обнаружен в его вещах. Конечно, как только поймавшие купца обнаружили ложность обвинений, от него поспешили избавиться, осудив в ускоренном порядке на казнь, что произошло задолго до выяснения ценности книги, поэтому вопрос о месте ее происхождения так и остался без ответа.
Но как только с ней ознакомились, то она стала ходить меж людей ученых и облеченных властью. Маловеби, к своему удовлетворению, узнал, что прочел «Свод» шестым, то есть не меньше, чем на семь человек раньше этого олуха Ликаро!
Откровения Друза Акхеймиона стали причиной не одной бессонной ночи. Лукавое смирение стиля вкупе с многочисленными ссылками на Айенсиса убедили его, что сосланный адепт школы Завета мыслил сходным с ним образом. Труднее всего было принять слишком смелое предположение колдуна в отношении аспект-императора: что это был человек столь быстрого и изощренного интеллекта, что он, Маловеби, один из самых могущественных чародеев своего времени – а уж сильнее Ликаро и подавно – по сравнению с Келлхусом был лишь младенцем. Слишком невероятно, чтобы поверить. В Кибуру – собрании всех легенд Зеума – героев всегда восхваляли за силу, умение или страсть – но никогда за ум. Чудесно меткий лучник. Чудесно пылкий влюбленный…
И никогда чудесно проницательный мыслитель, который орудием обмана избирает истину.
«Но отчего так?» – спрашивал Маловеби себя. Причем загадка эта интриговала все сильнее по мере того, как все больше собратьев выражали свой скептицизм в отношении «Свода». «Фантазии рогоносца», – с издевкой отозвался о книге Ликаро, что в глазах Маловеби было, скорее, подтверждением истинной ценности сочинения.
Отчего представление о Мастере, Танцоре Мысли, столь неохотно принимается людьми?
Оттого, понял кудесник Мбимайю, что они приняли за меру других собственные представления. Не Мир в целом, и уж конечно не Разум. Именно поэтому они и не сознавали, кем являлся Анасуримбор Келлхус, который мог видеть неисчислимые нити рассуждений и сплетать их в придуманные им самим узоры. На ум пришли слова Айенсиса, мыслителя, которого он про себя ценил намного выше Мемговы: «Мир – это круг, у которого столько же центров, сколько есть людей». Поэтому для того, кто почитает себя центром мира, одна мысль о человеке, действительно занимающем этот центр, которому достаточно просто войти в комнату, чтобы вытеснить собой всех прочих, должна быть невыносима и непонятна.
Был ли аспект-император действительно пророком, как утверждал? Или демоном, как верил Фанайял – Курсифрой? Или же он был нечеловеком в более конкретном смысле, предвестником новой расы дуниан, ужасающих в своем неизменном превосходстве над человеческой уязвимостью…
Расы совершенных манипуляторов. Танцоров Мысли.
Если он был пророком, тогда школа Завета была права: Второй Апокалипсис, несмотря на все заявления оракулов и жрецов, уже начался, и тогда Зеум должен вступить с ним в союз. Если же он был демоном, тогда Зеуму следовало вооружаться для борьбы с ним без промедления, пока он еще не достиг всех намеченных целей, ибо демоны были лишь олицетворением вечного Голода бездны, ненасытно стремящегося к разрушению.
А если он был дунианином?
Маловеби не верил в пророков. Для этого нужно было для начала поверить в людей, а ни один серьезный последователь Мемговы или Айенсиса на это был негоразд. С другой стороны, Маловеби не сомневался в демонах, поскольку видел одержимых ими собственными глазами. Однако демоны, невзирая на всю их хитрость, неспособны на тонкую работу, во всяком случае – на уровне аспект-императора. Ни одному демону не под силу сотворить столько непререкаемой лжи, сколько вместил «Новый Аркан» Келлхуса.
Значит, дунианин, что бы это ни значило… Аспект-император должен был быть дунианином.
Проблема заключалась в том, понял колдун Мбимайю, что подобный вывод никоим образом не прояснял стоящую перед его народом дилемму. Разве не использует дунианин всех своих сил и ресурсов для защиты от своего уничтожения? Даже без утверждений Друза Акхеймиона, принадлежность Анасуримбора Келлхуса к величайшим умам, когда-либо жившим на земле, ни у кого не вызывала сомнений. И что же тогда могло побудить такого человека накренить чашу всего Трехморья и осушить до дна в военном походе – неужто только жестокая сказочка?
И тогда, значит, это начало Второго Апокалипсиса?
Бессмыслица. Безумие.
Но…
Когда его только-только отдали на обучение в школу Мбимайю, там преподавал старец Забвири, легендарная фигура, единственный настоящий ученик Мемговы. По неясной причине старик избрал именно его прислуживать себе последние годы жизни, чего некоторые, вроде Ликаро, не могут простить ему по сей день. Между ними установился тот род близости, какой известен только тем, кто ухаживает за умирающими. Старику под конец все сильнее досаждали боли. Тогда, дрожа даже под теплыми лучами солнца в своем маленьком саду, он яростно требовал от Маловеби, беспомощно хлопочущего вокруг него: «Вопрошай меня! Донимай своим безграничным невежеством!»