– Богиня гонится за демоном.
Фанайял с широкой улыбкой обернулся к сишауриму:
– Скажи-ка мне, Меппа, она тебе нравится?
– Нравится? – недоверчиво переспросил слепец, привыкший к его шуткам. – Нет.
– А мне – да, – заявил Падираджа. – Даже ее брань доставляет мне удовольствие.
– Хочешь ее помиловать?
– Она кое-что знает, Меппа. Нужное нам.
Но Маловеби, весь покрывшийся гусиной кожей, понимал, как и каждый присутствующий, за исключением, возможно, сишаурима: главарь разбойников, Падираджа, просто придумывает отговорки. При всем вызывающем поведении, при всех крайностях, Псатма Наннафери оставалась, по ее же словам, мягкой, глубоко вспаханной землей…
И ужасная Праматерь исполнит свою неисповедимую волю.
* * *
Момемн
Горе парализовало ее. Смерть младшего, самого любимого и незащищенного, Самармаса. Утрата старшей, самой озлобленной и заблудшей, Мимары.
Гнев спасал ее. Гнев на мужа за то, что бросил ее в беде. Гнев на слуг за обманутые ожидания и сомнения в ней – больше всего за сомнения.
Гнев и любовь к любимому малышу Келмомасу.
Она завела привычку шествовать по залам дворца в те ночи, когда сон никак не шел. Уже два раза она заставала стражу, играющую в кости, а один раз заметила рабов в Гепатинских Садах, занимающихся любовью, – прегрешения, за которые ее супруг вынес бы наказание, но она сделала вид, что не заметила этого. Каждый раз ноги приводили ее в Имперский зал аудиенции, где Эсменет усаживалась на подушки в нише. Во время этих прогулок ее глаза бессмысленно смотрели в пустоту, шея склонялась вперед, как у слуг, из какого сословия она и была, а в голове вертелись мысли обо всех тех людях, которые скрывались за броней символов, повисших меж отполированных колонн. Взобравшись на возвышение, она проводила пальцами по подлокотнику великолепного трона своего супруга, а затем отправлялась на веранду, откуда смотрела на широко раскинувшийся лабиринт своей столицы.
Как? Как простая, посредственная блудница, которая в трудные времена способна продать родную дочь, стала Благословенной императрицей всего Трехморья? Этот вопрос Эсменет всегда считала величайшим вопросом своей жизни, выдающимся фактом, над которым будут ломать головы историки будущих поколений.
Она была объектом охоты, добычей, измазанной грязью, за которой гнались на колеснице, а теперь вожжи оказались у нее в руках.
В великих переменах есть тайна и красота. Гениальность и сила Циркумфикса, парадокс Бога Всемогущего, повешенного нагим на железном кольце. Все люди рождаются беспомощными, и большинство, вырастая, остаются такими же инфантильными, только в более сложных формах. И поскольку они являются единственной вершиной, которая им известна, они неизменно видят себя смотрящими вниз, даже когда пресмыкаются на коленях перед сильными мира сего.
«Все рабы становятся императорами, – писал с мудрым цинизмом Протат, – стоит только рабовладельцу отвернуться».
Ее восхождение – невероятное, чудесное – выражало исконное тщеславие всех людей. Аномальная линия ее жизни стала путеводной нитью для них. А для высшего сословия, давно привыкшего выбивать всякие стремления из своих рабов, само ее существование вызывало инстинктивное желание наказать ее. И для слуг и рабов, давно привыкших подавлять свои имперские замашки, ее восхождение ежедневно напоминало об их собственном униженном положении.
И вопрос у них возникал такой же. Кем она была, что вознеслась так высоко?
Вот. Вот главный вопрос ее жизни, тот, который историки не догадаются задать. Не как блудница смогла стать императрицей, а как она могла ею быть.
Кто она такая, чтобы так вознестись?
Она покажет им, кто.
С того самого момента, когда пришло известие о падении Иотии, Эсменет неустанно трудилась. Чрезвычайные советы с Каксисом Антирулом, экзальт-генералом, и вечно раздраженным Вержо, премьер-министром Насенти. Видимая активность на границе с скильвендийцами, где за прошедшие недели усилились волнения, привела к сведению их на нет, что ободряло императрицу, поскольку это дало возможность передислоцировать войска, и в то же время тревожило. Она читала «Анналы», и хотя Касид умер задолго до того, как скильвендийцы отдали на разграбление Сенеи, Эсменет то и дело вспоминала написанное – о том, как вся давняя слава была стерта Людьми Войны.
Подвижные. Жестокие. Хитрые. Эти слова лучше всего описывали скильвендийцев. И ей это было известно благодаря тому, что она знала Кнайура-урс-Скиоту, и еще потому, что вырастила его сына, Моэнгуса, как своего собственного.
И хотя у генералов были планы отомстить за своих солдат в Шигеке, Эсменет понимала, что грабить скильвендийскую границу рискованно – безумно рискованно. Несмотря на то что от поборов стонала вся империя, Келлхус без всякого основания выставил три отдельные колонны для охраны пограничных разрывов.
Но Фанайял и окаянные ятверианцы не оставили ей выбора. Решено было ввести войска в Гедею, пока Имперская Западная армия соберется в Асгилиохе. В Хиннерет продовольствие будет доставляться по морю. Генерал Антирул заверил императрицу, что у них наберется пять целых колонн, готовых вернуть Шигек до конца лета. И хотя каждый из присутствующих понимал, что замыслил Фанайял, никто не осмеливался высказать это при ней вслух. Разбойник Падираджа посягал не столько на империю, сколько на законность положения императрицы.
И он пострадает за это. Впервые в жизни Эсменет торжествовала, предвидя смерть другого человека. И это нисколько ее не волновало, несмотря на то, что раньше она бы в ужасе отшатнулась от таких помыслов. Фанайял-аб-Каскамандри будет молить ее о пощаде, прежде чем все будет сказано и сделано. Что может быть проще.
Она также регулярно встречалась с главой шпионов, Финерсой, и полномочным представителем визиря, Вем-Митрити. Императрица боялась, что Финерса, который всегда казался ненадежным из-за своей нервозности, сломается от экстраординарных требований, которые она предъявила ему. Но, как бы там ни было, этот человек хорошо делал свою работу. В течение недели после падения Иотии Финерса практически полностью перестроил свою сеть шпионов по всему Шигеку. Когда она спросила его о предлогах для ареста Кутия Пансуллы, он отправил его за решетку на следующий же вечер, позволив поставить на его место в Имперском Синоде Биакси Санкаса.
И не меньший страх она испытывала, что Вем-Митрити вот-вот умрет, настолько хилым он казался. Но он также преуспевал, занимаясь организацией штата адептов, школяров и тех, что, подобно Вему-Митрити, были слишком немощны, чтобы присоединиться к Великому Походу и защищать Империю. Весь мир считал, что сишауримы были полностью уничтожены в Первой Священной Войне. Рассказы об их возвращении быстро распространялись, как сенсационные новости, пробуждая решимость в оставшихся адептах.
Это просто чудо, что министры мужа сплотились вокруг нее. С самого начала она понимала, что величайшая сила империи при ее размерах в то же время является и ее наибольшей слабостью. Империя существовала так давно, что население верило в ее могущество и успех, в то, что она способна поставлять практически неограниченное количество ресурсов, чтобы выдерживать натиск врагов, будь то внешние или внутренние. Но как только вера ослабевает, эти настроения быстро распространяются среди воинствующих племен. Сами ресурсы, составлявшие ее мощь, становятся ее врагом.