Тетушка Полли раздраженно отвернулась, махнув рукой.
– Ты вечно всем довольна. Всегда ты всему радуешься. В это поверить невозможно! Впрочем, я знаю, это твоя игра, – продолжала она, пресекая попытку Поллианны возразить. – Твоя игра очень хороша, признаю, но иногда ты заходишь слишком далеко. Откровенно говоря, твой неизбежный аргумент «могло быть хуже» просто действует мне на нервы. Знаешь, мне бы стало легче, если бы хоть иногда ты не радовалась по поводу очередной неприятности.
– Тетя, зачем же ты так! – выпрямилась Поллианна.
– Да! Мне было бы легче. Вот ты попробуй, и сама убедишься.
– Тетя, я…
Поллианна не договорила, задумчиво глядя на тетю. В ее глазах появилось странное выражение, а губы растянулись в улыбке. Но миссис Чилтон, вернувшись к своему вышиванию, этого не заметила.
Когда на следующее утро Поллианна проснулась, за окном снова лил дождь, а холодный северо-восточный ветер тоскливо завывал в трубе. Посмотрев в окно, девушка невольно вздохнула. Но почти сразу лицо ее озарила радость.
– Тем лучше, что… Ой!
Смеясь, она зажала себе рот рукой.
– Что же это я! Я не должна забывать, иначе ничего не получится! Я должна помнить, что мне сегодня не следует радоваться ни по какому поводу. Ни в коем случае!
Кукурузные маффины Поллианна в то утро готовить не стала. Накрыв на стол, она сразу пошла в теткину спальню.
Миссис Чилтон была еще в постели.
– Я вижу, снова льет дождь, – заметила тетушка вместо приветствия.
– Да, погода просто ужасная, – недовольно отозвалась Поллианна. – На этой неделе небо словно прорвало, каждый день льет как из ведра. Терпеть не могу такую погоду!
Тетушка Полли обернулась к ней несколько удивленно. Но Поллианна смотрела куда-то в сторону.
– Тетя, ты думаешь вставать? – усталым тоном спросила девушка.
– Да… – ответила тетя Полли с очевидным смущением. – Поллианна, что с тобой сегодня? Ты переутомилась?
– Да, я ужасно устала сегодня утром. Да и ночью не спалось. Я терпеть не могу бессонницу. Когда вот так лежишь без сна, в голову лезут тревожные мысли.
– Мне об этом можешь не рассказывать, – раздраженно поддержала ее тетя Полли. – Я уже вторую ночь глаз не сомкнула. А в придачу еще и крыша! Как мы ее починим, если дождь не прекращается? Ты освободила ведра?
– Да. И поставила еще несколько ведер. Теперь начало течь еще и в другом месте, чуть подальше.
– Этого только не хватало! Скоро вся крыша будет протекать!
Поллианна уже открыла было рот, чтобы сказать: «Можем только порадоваться, потому что тогда будет повод поменять сразу всю кровлю». Но, вспомнив о своем плане, устало кивнула в подтверждение тетушкиных опасений.
– Похоже, тетечка, к тому все идет. Но в любом случае забот у меня сейчас не меньше, чем если бы уже протекала вся крыша. Как мне это надоело! – сердито буркнула она, поворачиваясь, и устало побрела к двери.
– Как это забавно… но как сложно! Боюсь, я не выдержу и сама все испорчу, – обеспокоенно прошептала Поллианна, спускаясь по лестнице на кухню.
Оставшаяся у себя в спальне, тетушка Полли проводила племянницу удивленным взглядом.
В тот день у тети Полли еще не раз находился повод направить на Поллианну удивленный взгляд. Девушка без конца была чем-то недовольна. Огонь не разгорался в печке. Ветер трижды срывал одну и ту же ставню, которую пришлось трижды заново крепить, а в кровле открылась еще одна брешь. Пришло письмо, прочитав которое, Поллианна пустила слезу, хотя не смогла толком объяснить тете Полли, что именно ее так расстроило. Обед оказался неудачным, а после обеда тоже были сплошные неприятности.
Во второй половине дня недоверчиво-вопросительное выражение лица тети приобрело скорее недоверчиво-подозрительный оттенок. Но если Поллианна это и заметила, то виду не подала. Ее раздражительность и недовольство ничуть не уменьшились. Однако ближе к шести вечера подозрение тети Полли сменилось догадкой. Как ни странно, догадка эта немного даже развеселила миссис Чилтон. Наконец, в ответ на особенно горькие сетования со стороны племянницы, тетушка шутливо подняла руки:
– Полно, полно, деточка! Я сдаюсь! Я признаю: ты победила меня моим собственным оружием. И можешь теперь радоваться этому, сколько тебе угодно, – заявила она, саркастически улыбаясь.
– Тетя, я понимаю, но ты ведь сама говорила… – изображая наивность, начала Поллианна.
– Хорошо, хорошо, согласна. Никогда больше не скажу, – прервала ее тетя Полли, – что этот день был просто невыносимым! Я бы не хотела вторично такое пережить.
Она заколебалась и даже слегка покраснела. Но все же заставила себя сказать:
– Более того, я хочу, чтобы ты знала… Я осознаю, что в последнее время не особенно охотно играла в твою игру. Но теперь я решила сделать все, чтобы… Где мой носовой платок? – закончила она резко, роясь в поисках своего носового платка.
Поллианна вскочила с места и моментально оказалась рядом с тетей.
– Тетечка Полли, я не хотела! Это была просто шутка, – сказала она голосом, в котором чувствовались угрызения совести. – Я не думала, что ты так к этому отнесешься.
– Конечно, не думала. Ты ни о чем не думала, – отозвалась тетя со всей резкостью человека, не привыкшего проявлять свои чувства и раскрывать душу. – Думаешь, я не понимала, что ты задумала это как шутку? Если бы ты только посмела сделать такое, чтобы меня проучить, я бы тогда… я бы…
Поллианна не дала тетке договорить, изо всех сил стиснув ее в объятьях.
Не одна Поллианна переживала тяжелую зиму. Несмотря на отчаянные усилия чем угодно заполнить свои время и разум до отказа, Джимми Пендлтон убедился, что не сможет полностью забыть улыбающееся веснушчатое лицо с голубыми глазами и такой милый сердцу радостный голос.
Иногда Джимми даже говорил себе, что, если бы не миссис Керю, дававшая ему возможность послужить доброму делу, возможно, не было бы смысла жить. Но даже общение с миссис Керю не всегда приносило желанное облегчение, поскольку рядом с ней вечно был тот самый Джеми, присутствие которого снова вызвало грустные мысли о Поллианне.
Джимми был абсолютно уверен, что Джеми и Поллианна любят друг друга. И не желал отступать от взятого морального обязательства – не стоять на пути у обиженного судьбой калеки Джеми. О Поллианне он не хотел ни вспоминать, ни слышать. Он знал, что и Джеми и миссис Керю переписываются с ней. Поэтому когда они начинали рассказывать о девушке, он вынужден был слушать, несмотря на глубокую душевную боль, но старался как можно быстрее сменить тему разговора. Сам он не то чтобы совсем не писал Поллианне, но ограничивался очень короткими и очень редкими письмами. Поллианна, которую Джимми никак не мог называть своей, была для него источником страданий. Он даже радовался, когда пора была оставить Белдингсвилль и вернуться на учебу в Бостон. По крайней мере, теперь он освободился от нестерпимой муки, которую причиняло осознание того, что он находится столь близко к ней, а она столь недоступна.