Твоя К. | Страница: 8

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Идя быстрым шагом в фетровых ботинках, Ксения спешила побыстрее миновать покореженный каркас — все, что осталось от будки городового. Она дрожала, думая о раздетых трупах жандармов, которые в первые дни восстания выбрасывали прямо на проезжую часть улиц. Взбешенная толпа устраивала самую настоящую охоту на этих людей, убивая их на месте без всякой жалости. Тогда же было подожжено здание городского суда, и языки пламени до самого утра освещали ночное небо.

С надвинутой до бровей шляпой, в обшарпанном манто, которое где-то отыскала для нее няня, чтобы она не очень бросалась в глаза в своем меховом пальто с норковым воротником, Ксения с корзинкой в руке шла по улице. Извозчики уже давно не ездили, трамваи не ходили по-прежнему. Улицы были завалены нечистотами. С гримасой отвращения Ксения обошла кучу мусора. Кухарка и слуги исчезли на следующий день после убийства отца, так как боялись служить семье, в сторону которой теперь указывали пальцами. Ксения не переставала называть их трусами. В первый день, когда она пошла в магазин, у нее украли хлеб, за которым она два часа простояла в очереди. Этот урок она усвоила, больше у нее никто ничего не украдет.

Когда она собиралась перейти улицу, мимо пронесся автомобиль с развевающимся на ветру красным флагом. Два солдата с пистолетами в руках стояли на подножке, а сквозь разбитое окно выглядывал пулеметный ствол. От неожиданности Ксения отступила назад и, поскользнувшись, упала, потому что с самого начала революции улицы не посыпали песком. Ее небольшая добыча, в том числе несколько яиц, бережно завернутых в номер «Известий» — газеты партии рабочих, упала на землю. Стоя на коленях на тротуаре, она готова была расплакаться от унижения.

— Ничего, я раздобуду еще, — сказала она себе, поднимаясь.

Кто бы мог подумать, что пара вилков капусты, несколько картофелин и буханка хлеба могут играть такую важную роль? Чтобы порадовать Машу, которая просила принести чего-нибудь вкусненького, Ксении пришлось спорить с вредной торговкой, заломившей несусветную цену за несколько граммов сахара.

Девушка поднялась, отряхнула одежду и продолжила путь. Большинство лавок были закрыты. Несколько женщин торопились домой, чтобы накормить семьи. Как и Ксения, они старались держаться ближе к стенам. Девушка научилась избегать мужских компаний, казавшихся подозрительными. С недавних пор улицы стали принадлежать изнывающим от безделья матросам и солдатам. Но еще хуже было то, что тысячи отпущенных на волю уголовных преступников, вооружившихся в разграбленном арсенале, наводнили город. На мостах продавцы из-под полы предлагали револьверы, винтовки, сабли.

Ксения очень спешила вернуться домой и закрыть за собой двери, которые удалось починить. Завернув за угол, она вздохнула свободнее. Заколоченные толстыми досками окна придавали вестибюлю зловещий вид грота, в котором спасаются потерпевшие кораблекрушение матросы. Защита, хотя и была исключительно иллюзорной, приносила определенное успокоение.

Увидев стоящую на площадке няню в накинутом на плечи сером драповом пальто, Ксения вздрогнула.

— Что случилось? — спросила она издалека, ускорив шаг.

— Твоей матери плохо. Нужно быстрее найти врача.

— Что еще? — взволнованно воскликнула Ксения.

— Это из-за ребенка. Ей нужен доктор, а телефон не работает.

Вдалеке раздались выстрелы, но женщины даже не повернулись. Все уже привыкли к подобным звукам.

— Какой еще ребенок? Ты о чем? — холодно спросила Ксения, словно сомневаясь в реальности происходящего.

— Твоя мать беременна и очень слаба. Не спорь, беги за доктором, — велела няня, держа ее за руку. — Началось кровотечение.

У Ксении перехватило дыхание. Почему мать скрывала от нее свою беременность? Чем она провинилась, что ей не рассказали такую важную новость, о которой она узнала теперь на улице, словно посторонняя? Сердце сжалось при мысли, когда она подумала, что ее отец не успел узнать о ребенке.

Новость упала на нее, словно с неба, но, взглянув на няню, простую крестьянскую женщину, которая ничего и никого не боялась в жизни и привыкла во всем полагаться на волю Божью, Ксения молча отдала ей корзинку и побежала за врачом.

Несколько часов спустя доктор закрыл двери комнаты Нины Петровны.

— Это очень печально, — озабоченно сказал он. — Если бы мы не жили в столь нестабильное время, я бы так не беспокоился. Но все эти события…

Ксения спускалась вместе с ним по лестнице.

— Если ваша мать хочет сохранить ребенка, она должна постоянно оставаться в постели. Ей необходим полный покой. К счастью, еще не все потеряно. Я приду через несколько дней.

— Но мы должны уехать! — возразила девушка. — Мы не можем оставаться здесь! Это слишком опасно. Мы поедем в наш дом в Крыму. Там мама сможет отдыхать сколько угодно. Она ни в чем не будет нуждаться, уверяю вас.

— Ребенка это путешествие погубит, — проговорил врач, устало застегивая пальто. — Поездки стали слишком опасными, поезда переполнены, никто не знает времени их отправки и прибытия. Кто позаботится о вашей матери, если в пути у нее произойдет выкидыш? Сожалею, но об этом даже не может быть речи, графиня.

Он поднял голову и посмотрел на разбитую люстру. Вместо изувеченной картины виднелось огромное пятно, отличавшееся по цвету от остальной стены.

— Я правда очень расстроен, — тихо произнес доктор.

Ксения поняла, что расстроен он был не только и не столько состоянием графини Осолиной или смертью Федора Сергеевича, сколько непредсказуемым будущим России. Девушка молча закрыла двери и посмотрела, как он садится в автомобиль. Как врач, он имел разрешение на свободное перемещение по городу. Тронувшись, автомобиль проехал мимо торговца, тащившего тележку с молочными крынками.

Ксении казалось, что она попала в ловушку. Выбора нет: они должны остаться здесь, в этом сумасшедшем городе. Слабая мать, преданная, но престарелая няня и малышка Маша. Закрыв двери, девушка почувствовала, как силы покидают ее, и медленно опустилась на пол. Большинство двоюродных братьев уже уехали, у подруг были свои проблемы, и они не могли позволить себе заниматься чужими. Софья с родителями убежали в Киев. Ксения написала несколько писем дяде Саше, но вот уже несколько месяцев от него не было никаких известий. С начала марта с дисциплиной в войсках было покончено. Совет рабочих и солдат принял приказ № 1, который отменял все воинские звания, а также послушание и уважение к бывшим командирам. На офицерские должности теперь выбирали путем голосования в солдатских комитетах, которые также контролировали обеспечение оружием и автомобилями. Офицер в меньшей степени рисковал попасть под германскую пулю, чем под пули собственных солдат. Хорошо зная темперамент дяди Саши, его резкие речи, Ксения понимала, что он никогда не смирится с нововведениями, поэтому опасалась самого худшего.

Она сидела в холодном коридоре, подогнув ноги и положив лицо на колени. Временами, казалось, забывала дышать и не ощущала собственного тела.