В мастерской была еще одна незнакомая девушка, по имени Илона. Лукас припомнил, что о ней ему уже кто-то рассказывал. До сего дня она представлялась ему эдакой взбалмошной эмансипированной девицей. Но в реальности все оказалось куда лучше, если, конечно, учесть, что на девушке, кроме драгоценностей, не было ровным счетом ничего.
– Лона рисует меньше двух месяцев, и только посмотрите, какие у нее успехи! – радостно заявила Аурелия.
Лукас и Эммануэль наклонились поближе к этюднику, но не увидели ничего, кроме нескольких линий, которые, разумеется, отдаленно напоминали женский силуэт, но сами по себе едва ли оправдывали неподдельную гордость, звучащую в голосе Аурелии.
Сама же Лона только скромно улыбнулась.
Лукас одобрительно присвистнул, а Эммануэль воскликнула:
– О, Лона, да у тебя талант!
– Я просто много работаю, – поправила ее ученица.
* * *
Искусно уложенную прическу Илоны венчала жемчужная тиара, украшенная драгоценными камнями. Мочки ушей оттягивали тяжелые серьги из кусочков вулканической лавы, обрамленных паутиной белого золота. Шею девушки охватывал вычурный торквес [60] в три пальца шириной. Подвеска с бусинами опускалась прямо в заманчивую ложбинку между грудей, подчеркивая выпуклость рельефа. Такие же бусины красовались в качестве пирсинга и в пупке. Пояс с выгравированным восточным орнаментом так плотно охватывал талию девушки, что его вполне можно было назвать инструментом варварского женоненавистничества (а быть может, Илона сама этого хотела). С пояса на манер юбки свисали металлические звенья, чья непристойная длина не столько скрывала, сколько подчеркивала запретный треугольник промежности. На руках, предплечьях и лодыжках девушки красовались браслеты различной формы и толщины. Пальцы были увенчаны такими же разномастными кольцами, большая часть которых обладала шипами или же острыми гранями, что придавало им сходство с диковинными орудиями убийства. Клитор Илоны был украшен крупной жемчужиной, а вдоль половых губ свисала изящная ажурная цепочка, проходящая между ног девушки и заманчиво разделявшая полушария ее ягодиц. К цепочке был прикреплен жетон с выгравированным именем. Все это карандаш Лоны сумел передать с такой сладострастной точностью, что даже без массы украшений, островерхих обнаженных грудей или прорисованных волос зритель по одним только контурам узнал бы Илону. Художнице и впрямь удалось изобразить волнительный шарм сладострастия и соблазна.
И если только что Лона довольно скромно отзывалась о своем творчестве, то теперь – словно в противоречие – она с беспокойством следила за реакцией людей, изучавших ее рисунок (который Хироши позднее назовет «каденцией», по аналогии с музыкальными импровизациями солистов оркестра).
Девушка, напрягшись, ожидала услышать слова критики или снисхождения: эти две реакции были для нее особенно ненавистны. Однако, похоже, ей ничто не угрожало, и тучи на ее лице в конце концов рассеялись.
После этого ее интерес к посетителям пропал, и она улыбнулась Аурелии счастливой, безмятежной улыбкой.
* * *
Решив, что эскиз подруги лучше познакомит Эммануэль и Лукаса с ее душой и телом, Илона перестала позировать и подошла к Хироши, который держался немного в стороне, около принесенного ящика.
– А что в этом ящике? – поинтересовалась девушка.
Он прислушался к ее мелодичному голосу, решил, что он превосходно сочетается с ее наготой, нарочито подчеркнутой обилием металлических аксессуаров и драгоценностей, счел великолепной всю картину в целом и… ничего не ответил.
Аурелия, чьи глаза и уши, казалось, находились повсюду, приняла это молчание за упрек и обратилась к Лукасу:
– Можно ли моим подругам посмотреть на твои образцы или мне их отослать?
Тот сразу же позабыл о своем первоначальном решении посвятить в ход эксперимента только одних лишь Эммануэль и Аурелию:
– Ну разумеется!
Он заметил, как Хироши едва заметно улыбнулся, и добавил смущенно, словно его уличили в чем-то непотребном:
– Только одна просьба: пусть они никому об этом не рассказывают, хорошо?
Фужер, задрапированная в полупрозрачный шарф, вплотную приблизилась к Лукасу и произнесла:
– Вы нам не доверяете? Думаете, мы не сможем держать язык за зубами?
Эммануэль не хотела, чтобы пошлые намеки испортили суть дела, и решила расставить все точки над «i»:
– Лукас всегда доверяет нам с Аурелией. А Лона и Илона уже стали ее частью.
Решив, что пришло наконец время расширить круг доверия, он представил (пусть и несколько запоздало) своего коллегу:
– Мой друг, доктор Канеко, – произнес он.
Илона, казалось, только этого и дожидалась. Привстав на цыпочки, будто балерина, она запечатлела на нижней губе Хироши легкий поцелуй.
Тот прикрыл веки чуть больше своего обыкновения, осторожно обнял обнаженную девушку, стараясь не зацепиться за ее колючие украшения, и ответил на поцелуй со всей чувственностью, на какую только был способен.
После этого, не выпуская девушку из объятий, он стянул ткань с ящика, которая на самом деле оказалась клеткой, открыл дверцу и извлек на свет существо, доселе мирно дремавшее внутри и уцепившееся четырьмя лапками за прутья клетки.
Самка лемура потянулась, лениво открыла глаза и чуть не подскочила от удивления: пока она спала, человеческая самка воспользовалась моментом и теперь терлась возле ее героя!
* * *
И все же удивление животного не шло ни в какое сравнение с неподдельным изумлением девушек, чья реакция выразилась полным набором прилагательных в превосходной степени:
– Какая красотища!
– Чудеснейший! Ослепительнейший!
– Великолепнейший! И тело светится!
– Невероятнейший! Шерстка – словно солнечные лучи!
– Какой же он странный!
– Она, – поправил Хироши. – Пентесилея – моя подруга.
* * *
Илона уже знала о гелиаке от своих подруг, опробовавших серые вариации продукта на себе, поэтому она сразу догадалась, что своим радужным свечением лемур обязан какой-то новой формуле. Она спросила:
– А как раньше выглядела ваша подруга?
– Вполне неплохо. Почти как вы.
– Но к какому виду она принадлежит? – поинтересовалась Аурелия.
– Есть мнение, что к нашему, – невозмутимо усмехнулся исследователь. – Считается, что несколько миллионов лет назад ее предки эволюционировали из нашей общей филогенетической ветви.
На этот раз удивилась Лона:
– Получается, у нас с лемурами общие предки и мы на них чем-то похожи?