Да он и сам не знал.

* * *

Но самым радикальным из заступников Петры оказался Пэбб:

– Право выбирать, какой смертью умереть, должно быть у каждого, – говорил он. – И уж тем более каждый должен самостоятельно выбирать, как и в каком образе ему жить. Короче говоря, Петра всего лишь просит у Лукаса сделать ее более человечной, то есть более извращенной.

* * *

Разумеется, Эммануэль посоветовалась также и с Пенфизером.

– Лично я удивлен, – сказал он, – что ученым мы права на ошибку не даем, а вот парикмахерам – запросто. Сдается мне, нам стоит действовать по принципу «меньше нравоучений – больше любви», и тогда все у нас получится.

* * *

Эммануэль держала Лукаса в курсе дела, пересказывая ему высказывания того или иного персонажа из их компании. Вскоре стало ясно, что чаша весов явно склонилась в сторону Петры.

– Быть может, эта одержимая права? – в растерянности говорил Лукас. – Но я не должен поддаваться, чего бы мне это ни стоило.

Пытаясь успокоить его и как-то смягчить его душевные терзания, Эммануэль и сама не заметила, как мало-помалу тоже стала поддерживать Петру.

Вскоре у нее не осталось на этот счет никаких сомнений, и она была готова всецело принять точку зрения девушки, вот только сама Петра этого пока не знала. В какой-то момент она неожиданно прекратила докучать Эммануэль своими требованиями и с подозрительным рвением предавалась балетным упражнениям.

– Как и у всех нас, жизнь у Петры одна, так что отрепетировать действия, события и поступки невозможно, – объясняла Лукасу Эммануэль. – И никакие астрономические метаморфозы, к которым я, похоже, приобщила Аурелию и Пэбба, не должны сбить нас с толку. Петра вовсе не хочет нас покидать, потерявшись в некой гипотетической бесконечности. Она просто хочет блистать и дарить свою любовь всем и каждому в этом мире. В нашем мире. Это с нами, для нас и из-за нас она стремится сиять и быть счастливой.

Лукас слушал девушку, но ему, скорее, больше нравилось слышать звуки ее голоса, а не вникать в смысл сказанного.

Она, сама того не желая, воскресила в памяти знакомые образы:

– Понимаешь, гелиак 3і позволит Петре на несколько световых лет ускорить ее путь, чтобы стать звездой.

Эммануэль говорила увлеченно, с волнением в голосе, словно защищая тот невероятный мир, частью которого с недавних пор стал и сам Лукас:

– Разве будущее Петры должно зависеть от законов планеты, освещаемой только одним солнцем?

* * *

Эммануэль чувствовала, что под напором ее защитных речей Лукас начинает постепенно поддаваться. Если его еще что-то и останавливало от перемены решения, то это было не столько самолюбие, сколько неуверенность в собственных силах. Ученый считал себя неспособным освоить в своей жизни два подхода: первый – рациональный – умение трезво оценить сложность той или иной ситуации; второй (его Эммануэль, не найдя ничего более подходящего, окрестила просто: «эротический») – навык понимания того, на что способна женщина и как ей в этом помочь.

В конце концов Эммануэль убедилась, что светлое будущее Петры попросту не может быть взвешено на весах рациональности. Если она и дальше продолжит эти приятные академические беседы с Лукасом, Петра быстрее станет прабабушкой, чем дотошный изобретатель выполнит ее просьбу.

Нужно было поскорее собрать всю команду, выбрать четверых человек покрепче, схватить ретивого изобретателя в охапку и как следует прочистить ему мозги.

«Мудрость должна подкрепляться силой, – рассудила Эммануэль. – Случай Петры надо обсуждать не с этической точки зрения, а с любовной».

6

«Жар четырех солнц… Но что он должен растопить? Ледяное сердце Лукаса? Ну уж нет, он еще, чего доброго, перевозбудится!»

Эммануэль уже не считала свою первоначальную задачу такой уж важной. Основной причиной, заставившей ее изменить свое решение, стало то, что в Марамуйе наконец впервые собрались все ее возлюбленные. Отныне это место стало для нее символом всеобщей любви.

«Именно здесь все присутствующие, которых я так люблю, и каждого в отдельности тоже, смогут объединить свои силы, слиться воедино в нечто совершенно выдающееся. Колоссальный потенциал нашей группы не поддается никаким математическим подсчетам! В полной мере ощутить эту живую энергию можно лишь в танце!»

В танце! В песне! В крике! В смехе! Повинуясь внезапному порыву, Эммануэль кинулась Лукасу на шею, да так, что тот даже потерял равновесие. Девушка вспомнила о том дне, когда он вот так же упал. Это падение стало по-настоящему счастливым!

«Мы оба созданы для того, чтобы кататься по земле!»

Они поднялись с пола лишь для того, чтобы насладиться удивленными лицами гостей, рассматривавших бесчисленные лабораторные диковинки.

Марк выглядел весьма довольным. Его терпение было наконец-то вознаграждено. Жан тоже был рад, что сделал правильный выбор. Аурелия была в восторге от места встречи. Она сказала, что по своей красоте оно напомнило ей Кордовскую мечеть, которую каким-то непостижимым образом – кирпичик за кирпичиком, колонну за колонной – удалось перенести на орбитальную станцию Лукаса.

* * *

Энтузиазм Аурелии внезапно заставил Эммануэль по-новому взглянуть на Петру и переосмыслить ее, возможно, головокружительное будущее. «Я тебя никогда не забуду!» – заверила она ее украдкой, стыдливо отворачивая голову и боясь нахлынувших на нее чувств.

«Обещаю тебе, мой лунный камушек! Я помогу тебе стать кометой. Моя лунная Петра!.. Мой песчаный единорог!.. Мой свет в колодце!..»

В своем воображении Эммануэль любила ее так сильно, что в тот момент все вокруг, кроме самой Петры, для нее исчезли. Она говорила, обращаясь к Петре:

«Ты хочешь стать для меня еще одним солнцем? Но ты ведь не просто солнце! Ты – зарождающийся центр целой солнечной системы. Ты создашь планеты и измерения… Увидишь восход еще не сотворенных звезд. Перенесешься в новую бесконечность, в новую реальность».

Эммануэль знала, что снова объясняется нелепыми космическими терминами, но ей было уже все равно… На ее глазах выступили слезы счастья…

О, как прекрасен этот мир! В нем действительно стоило жить! И для того, чтобы претворить в жизнь этот единственный, уникальный в своем роде шанс, хороши были любые средства, дозволены любые преувеличения, оправданны любые безумства.

* * *

Едва только Эммануэль осуществила свою мечту, как у нее тут же появилась новая, еще более далекая. Всякий успех для девушки служил своего рода отправной точкой для поиска новых возможностей. И все же менялась она не так сильно, как ей казалось, поскольку ее жизненные ценности оставались прежними: самоотверженность, бескорыстие, дружба и любовь.

И даже если эти качества в современном мире несколько устарели, Эммануэль не слишком переживала по этому поводу: