— Вряд ли вы мечтаете о такой родственнице, как я.
Смайт пожал плечами:
— Разве Марк не рассказывал вам обо мне? Я живу один в Бристоле и время от времени привожу местную знать в ярость тем, что отпускаю на свободу разных грязных ублюдков только потому, что верю в их невиновность.
— Вот как?
— Они называют меня Лорд Справедливость. Это, конечно, ужасно, и я бы непременно возразил… но все же это в миллион раз лучше, чем Смайт. Поэтому обычно я помалкиваю.
— Значит, вы, как и Марк, завладели умами светского общества.
— Ах. К сожалению, Лордом Справедливостью меня зовут только простые люди.
Он говорил серьезно, но Джессика заметила, что в его глазах поблескивают искорки смеха.
— Тогда как же вас называет знать?
— Ваша честь. — Смайт выпрямился и вдруг подмигнул ей. — Если в лицо. А за спиной…
Джессика засмеялась, и Смайт улыбнулся в ответ.
— Вот и весь секрет, — торжественно объявил он. — Пусть люди болтают что угодно у вас за спиной — только будьте сильны, чтобы они не посмели говорить вам этого в лицо.
— Прекрасно. Тогда скажите мне, пожалуйста, Лорд Справедливость, что мне делать?
— Вам? Лучше всего вам выйти замуж за моего брата.
Джессика распахнула глаза.
— Но как вы можете этого желать? Ведь скандал…
— …выйдет грандиозный. — Он пожал плечами. — Но нет ничего невозможного. Я мог бы перечислить выдающиеся достоинства Марка, но, если вы до сих пор не разглядели их сами, полагаю, вы его не заслуживаете. Кажется, вы умны… но своим способом решать проблемы вы напоминаете мне ящерицу.
— Ящерицу?!
— Именно. Ящерицы — очень неглупые создания. Но как только они видят опасность, то сбрасывают хвост и убегают.
— Забавно, — парировала Джессика. — Знаете, однажды Марк сказал мне, что я напоминаю ему вас.
— В самом деле? — Он посмотрел на нее и скривил губу. — Думаю, это сравнение не делает чести ни одному из нас.
— Вы вовсе не суровый благоразумный судья, каким я вас представляла, — заметила она. — Меня ввели в заблуждение.
— Я должен сказать вам одну вещь, — тихо проговорил Смайт. — Марк никогда вам этого не скажет, потому что он и сам не понимает. Но… мы все очень хотим полюбить вас и хотим, чтобы вы полюбили нас. Если бы у меня была отвратительная жена, которая никому не нравится, это не имело бы никакого значения. Но Марк… это совсем другое дело. Понимаете… совершенно невозможно, чтобы я не нравился жене Марка. Он держит всю семью вместе.
Он быстро посмотрел ей в глаза и отвел взгляд. И хотя Джессика не знала, что ответить, она прекрасно понимала, что Смайт имеет в виду. Марк словно стоял у нее перед глазами. Он улыбался и говорил, что очень нравится самому себе. Конечно — иначе и быть не могло. Ведь его любили все вокруг.
— Кроме того, я являюсь попечителем траста, который основал для вас Марк. А я вряд ли смогу быть вашим попечителем, если вы не будете мне доверять. Так что все это — часть моего хитрого плана по завоеванию вашей симпатии.
— Кстати, об этих деньгах, — начала Джессика, но шум за спиной заставил ее прервать фразу. Она обернулась и в панике вскочила, издав при этом какой-то мышиный писк.
— Я не хотела вас напугать, — заметила вошедшая в гостиную женщина. Она была одета в утренний туалет из темно-зеленого шелка, отделанный черными кружевами. Мягкие локоны обрамляли ее лицо; глаза у женщины — конечно же герцогини Парфордской — были большие, живые и очень внимательные.
— Маргарет. — Смайт встал. — Миссис Фарли. Я ухожу и оставляю вас двоих наедине.
— Я… — Джессика прикусила язык. Что она собирается сказать? Ваша несть, суровый благоразумный судья, я боюсь эту леди?
— Ты можешь остаться, — заметила герцогиня.
Смайт покачал головой:
— Нет, дорогая. Я ни в коем случае не посмею.
Он вышел. Герцогиня села на диван и похлопала рукой по подушке:
— Садитесь же.
Джессика неловко примостилась на самом краю, как можно дальше от нее.
— Называйте меня Маргарет.
— Ваша светлость.
Золовка Марка чуть сузила глаза.
— Значит, вы Джессика. Марк писал мне о вас. Я приехала сразу, как только узнала о том, что случилось в городе. Я никогда не видела, чтобы Марк с кем-нибудь ссорился, а тем более дрался.
— Мне очень жаль…
Герцогиня Парфордская небрежно махнула рукой, как будто отметая условности.
— Будь сейчас здесь мой муж, он посоветовал бы вам никогда не извиняться, когда вы находитесь в обществе. Они воспримут это как разрешение нападать на вас.
Они немного помолчали. Джессика нервно сцепила руки на коленях. Вошел слуга с подносом.
— Могу я предложить вам сливок? Или сахар?
Герцогиня была леди до кончиков ногтей; она принадлежала к высшей знати от рождения и вдобавок сделала прекрасную партию. Для Джессики было непостижимо, почему эта блистательная аристократка обращается с ней так любезно.
— Нет, спасибо. Я… я не пью чай.
— Тогда кофе или шоколаду? Я могу позвонить.
Попросить принести яблочного бренди было бы, видимо, чересчур, мысленно усмехнулась Джессика. Герцогиня налила себе чашку чаю.
— Разумеется, у меня были и другие мотивы. Я хотела посмотреть на женщину, которая вывернула нашего Марка наизнанку.
— Он говорил вам, что я куртизанка?
— М-м-м… нет. — Маргарет поставила чашку на стол. — Впрямую не говорил. Но Эш мне все рассказал. В самом деле. Если мы собираемся представить вас обществу, нам нужно придумать историю получше. Собственно, за этим я здесь. Марк слишком джентльмен, чтобы спрашивать о таких вещах, а Эш бы об этом ни за что не подумал. Скажите… каковы шансы, что вас узнают?
— Я… я не была особенно известной куртизанкой.
Маргарет прищелкнула языком.
— Прошу простить мою прямоту в столь личных и деликатных вопросах, но у нас нет другого выхода, кроме как прояснить все до конца. Если вы переспали с половиной мужчин в Лондоне, пожалуйста, скажите мне прямо сейчас, чтобы мы могли без лишнего шума отправить вас в провинцию, пока правда не вышла наружу.
— О-о-о. — Джессика закрыла глаза. — Не с половиной, нет. И даже не с четвертью. И я бы даже не сказала, что со значительным числом. У нас с моей подругой Амалией было правило. Видите ли, каждый новый мужчина — это риск, поэтому…
Джессика приоткрыла глаза, набралась храбрости и изложила герцогине Парфордской правила выбора покровителя.
— Но это не важно. В принципе достаточно и одного. — Ее горло болезненно сжалось. — Можно сказать, что гораздо больше мужчин знало обо мне, чем знало лично меня.