Эти слова прозвучали довольно искренне.
— Я польщен. Я не ожидал, что кто-то примет мою работу так близко к сердцу… что уж говорить о тысячах почитателей. Я очень вам благодарен, но, с другой стороны… поверьте, мне очень неловко об этом говорить, но… мне не очень близка идея ОМД.
Прюэтт ощутимо расслабился.
— Ну… в таком случае я рад, что вы решили нанести мне этот визит вежливости. Не согласитесь ли вы со мной выпить? Обещаю, что больше не стану разливать никаких жидкостей.
Марк вздохнул:
— Нет. Дело в том, что… Как же это трудно сказать. Когда я говорю, что мне не очень близка идея ОМД… Ну, словом, я понимаю, что у вас были самые лучшие намерения, но… мне не нравится то, что вы сделали.
Прюэтт побледнел. Марк почувствовал себя так, словно он ударил щенка, но другого выхода у него не было.
— ОМД учит, что все женщины — враги, что мужчины должны их избегать. Такое отношение накладывает и на нас, и на них позорное пятно.
— Со всем уважением, сэр, но основная цель ОМД отнюдь не в этом. Смысл в том, чтобы создать особую атмосферу товарищества, если хотите, братства. Найти то, что объединяет и сплачивает мужчин.
— Да, но, чтобы достичь этого, вы прибегаете к вульгарным оскорблениям и делаете из некоторых женщин изгоев. — Марк нахмурился. — Я не понимаю, почему нельзя хранить целомудрие… без всяких клубов.
— У мужчин должно быть нечто, что они могли бы делать вместе. Иначе они начнут все вместе бегать по борделям в поисках развлечений.
— Так, значит, вы ради развлечения придумали сообщать другим людям, сколько прошло дней с тех пор, как вы в последний раз вели себя нецеломудренно? — Марк покачал головой.
— Нет, не ради развлечения. Но было необходимо ввести своего рода отчетность. — Прюэтт поправил очки. — Без этого все, что мы делаем, было бы не более чем лицемерием. Встречи, особые сигналы — все это нужно для того, чтобы связать людей вместе, сделать так, чтобы они захотели хранить целомудрие, выбрали чистоту, а не грех.
— Хм… — Марк никак не мог сосредоточиться. В глазах Прюэтта было что-то неуловимо странное, какая-то неправильность, которую он никак не мог определить.
— Оглянитесь вокруг, — горячо сказал Прюэтт. — Посмотрите на этих мужчин — у них всех есть чем заняться. Но подумайте о младших сыновьях, последних в семье, о юношах, у которых слишком много денег и слишком мало прав. Ведь они потеряны для общества! Они вынуждены прожигать свою жизнь, поскольку у них нет ни призвания, ни предназначения. Они никогда не займут кресло в парламенте, их никогда не назначат членами какого-нибудь комитета. Им нечем гордиться, кроме своего имени, и нечем заняться, кроме как предаваться праздным удовольствиям. Я хотел найти для них дело. — Он перевел дыхание. — Я хотел найти дело для самого себя.
— Вы хотите сказать, что основали ОМД, потому что вам было скучно?
Прюэтт вытаращил глаза, и Марк вдруг понял, что не давало ему покоя. Обычно очки искажали глаза человека, они казались больше, немного напоминая совиные. Но глаза Прюэтта выглядели совершенно нормально.
Марк протянул руку, осторожно снял с носа Прюэтта очки и рассмотрел их поближе.
— Сэр…
— Да ведь они с простыми стеклами, — удивленно заметил Марк. Он взглянул на Прюэтта. Теперь его нос казался больше. А если представить его без бородки… — Дэвис? — изумленно воскликнул он. — Питер Дэвис?
Прюэтт — или Дэвис? — рухнул на стул, как будто из него вдруг удалили стержень. Марк все же встречался с ним в Оксфорде. И тогда Дэвис был… порядочным шалопаем. Марк частенько становился объектом его шуточек.
— Это что, хитроумный розыгрыш? — поинтересовался Марк.
Прюэтт-Дэвис резко выхватил очки у него из рук и чопорно нацепил их обратно. У него был весьма оскорбленный вид.
— Розыгрыш? Весь последний год я посвятил ОМД. Я создал эту организацию с нуля — позволь тебе заметить, без всякой помощи с твоей стороны.
— Я знаю, каким ты был раньше.
— Я тоже знаю, каким я был раньше. — Он закрыл лицо руками. — И я буду тебе очень благодарен, если ты не станешь мне об этом напоминать. Я был безответственным ослом.
Прюэтт глубоко вздохнул и понурился. Марк почувствовал к нему некоторое сострадание.
— Я, кстати, говорил совершенно серьезно, — пробормотал Прюэтт сквозь ладони. — Ты действительно меня спас. По правде говоря, я купил твою книгу, чтобы посмеяться, но уже после первой главы мне стало совсем не смешно. Мне было невероятно стыдно! Совестно называть себя человеком, в то время как на самом деле я не стоил ровным счетом ничего. После того как я ее прочитал, я захотел посвятить себя добрым делам, как ты и советовал. Я пытался найти себе применение несколько месяцев. Но никто из людей, занимающихся благотворительностью, не желал иметь со мной дела. Выяснилось, что когда-то я чересчур много шутил. — Он опустил руки и расправил плечи. — Тогда я взял девичью фамилию своей матери и выбрал имя из Библии — и дал уведомление в газетах, так что мое новое имя не просто уловка, оно полностью законно. Питер Дэвис только и делал, что насмешничал и бил баклуши. Но у Иедидиа Прюэтта была цель, и эту цель дал ему ты. И ты ее не отнимешь — я тебе просто не позволю.
— Я не собираюсь лишать тебя смысла жизни, — возразил Марк. — Но я не хочу, чтобы твое горячее рвение… мешало кому-то еще.
Прюэтт снова поправил очки.
— Возможно, деятельность ОМД действительно немного… м-м-м… вышла за пределы, — признал Прюэтт. — Но куда же мне девать свое свободное время?
Марк положил руку ему на плечо. Он никак не ожидал, что Прюэтт вызовет у него такую симпатию. ОМД превратило его жизнь в кошмар. Питер Дэвис в свое время немало ему досаждал. Но тем не менее он не мог не сочувствовать этому человеку.
— Знаешь, — заметил Марк, — а ты проделал неплохую работу. Сколько членов насчитывает ОМД?
— Несколько тысяч.
— И ты… ты ведь сам создал устав, расписал правила, организовывал встречи и собрания. И сам улаживал дела с прочими организациями и обществами, с типографией, решал вопросы, связанные с печатанием карточек и брошюр… Это огромный труд и большая ответственность.
Прюэтт кивнул. Вид у него был по-прежнему несчастный.
— А еще я устраивал небольшие групповые собрания и отладил всю эту систему докладов. Это помогает людям не сбиваться с правильного курса. Хотелось бы верить, что я и в самом деле принес в чью-то жизнь некоторые перемены. Мне нужен был шанс, всего лишь шанс, а никто не хотел мне его давать. И поэтому я был вынужден дать его себе сам.
Марк склонил голову и окинул Прюэтта внимательным взглядом. Внезапно ему в голову пришла великолепная — потрясающая — невероятная идея.
— Прюэтт, — сказал Марк. — Скажи мне, ты горишь желанием защищать именно целомудрие или ты мог бы посвятить свою жизнь добру вообще?