— Ну же, — подбодрила ее бабушка. — Расскажи ей, зачем на самом деле мы пришли сюда.
Мама сделала глубокий вдох.
— Ты должна закончить комментарий, — сказала она. — Он не должен быть похож на стихотворение, нацарапанное на стене отчаявшейся женщиной. Твой отец и я, бабушка, другие родственники — те, кто живет на земле, и все поколения предков, которые наблюдают за тобой, — будут тобой гордиться.
Я задумалась о словах моей матери. Бабушка хотела, чтобы ее муж услышал и оценил ее, но добилась лишь того, что ее стали превозносить за мученический поступок, которого она не совершала. Мама хотела, чтобы ее услышали, но потеряла себя. Я хотела, чтобы меня услышал всего один мужчина. Жэнь просил меня об этом в павильоне Любования Луной. Он хотел этого. Он дал мне такую возможность, несмотря на то что целый мир, общество и даже мои родители предпочли бы, чтобы я молчала.
— Но как я могу опять начать работать, после того, что случилось...
— Я была очень близка к смерти, когда писала стихотворение; ты умирала, когда писала комментарий, — заметила мама. — Раны на моем теле дошли до костей, в него проникли многие мужчины, и я излила свое горе в словах, которые оставила на стене. Я видела, как ты таяла у меня на глазах, потому что слова истощали твою ци. Я долго думала, что, возможно, от нас ждут этой жертвы. Но я наблюдала за тобой несколько последних лет, когда ты была с И, и поняла, что, пожалуй, писательское мастерство не всегда требует таких страданий. Скорее, это дар переживать эмоции и выражать их посредством кисти, туши и бумаги. Я писала потому, что меня обуревало горе, страх и ненависть. Ты писала потому, что испытывала желание, радость и любовь. Мы обе заплатили высокую цену за то, что выражали свои мысли, раскрывали сердца и пытались создавать новое. Но оно того стоило, не так ли, доченька?
Я не успела ответить, потому что в коридоре раздался смех. Дверь распахнулась, и в комнату вошли четыре моих тети, Ракита, Орхидея, Лотос и их дочери. Отец пригласил их, чтобы у меня была свита, как и положено невесте. Они стали прихорашивать куклу, расправили складки на ее юбке, пригладили шелковую тунику и воткнули в голову несколько заколок из перьев зимородка, чтобы головной убор держался на месте.
— Быстрее! — воскликнула бабушка, когда зазвенели тарелки и послышался гром барабанов. — Поторопись!
— Но моя дощечка...
— Забудь о ней на время, — велела бабушка. — Веселись на своей свадьбе, потому что больше тебе такого случая не представится, — во всяком случае, все будет не так, как ты представляла, лежа в одиночестве в постели много лет назад. — Она на секунду закрыла глаза и хитро улыбнулась. Открыв глаза, она звонко хлопнула в ладоши. — Поторопись!
Я прекрасно помнила все, что от меня требовалось. Я три раза поклонилась матери, встав на колени, и поблагодарила ее за все, что она для меня сделала. Потом три раза поклонилась бабушке и поблагодарила и ее тоже. Они расцеловали меня и подвели к кукле. На моей табличке не была поставлена точка, и я не могла попасть внутрь и потому просто обернулась вокруг куклы.
Бабушка была права. Я наслаждалась свадебной церемонией, и это не составило мне труда.
Тети восхищались моей красотой. Сестры просили прощения за свои детские выходки. Их дочери сказали, что сожалеют о том, что никогда не знали меня. Затем Вторая и Четвертая тети подняли меня, поставили на стул и вынесли из комнаты. Мама и бабушка присоединились к процессии женщин семьи Чэнь, шествовавшей по коридорам, мимо павильонов, пруда и каменной горки к залу с поминальными дощечками. Над алтарным столиком, рядом со свитками бабушки и дедушки, висел портрет моей матери. Ее кожа казалась прозрачной, волосы были заколоты вверх, как у юной невесты, а полные губы складывались в улыбку. Должно быть, так она выглядела, когда они с папой поженились. Теперь ей не нужно было бранить домашних, чтобы они вели себя, как подобает; вместо этого она вдохновляла их своим примером.
Все предметы на алтарном столике были представлены нечетным числом. Это был знак того, что сегодня состоится необычная свадьба. В три жаровни были воткнуты семь благовонных палочек. Папа дрожащими руками налил разным богам и богиням девять чашек вина. Затем он предложил три чашки каждому из моих предков. Кроме того, он положил на столик пять персиков и одиннадцать дынь.
Потом мой стул подняли и поднесли к главным воротам. Я так долго мечтала, что выйду через эти ворота, чтобы проследовать к дому моему мужа, и наконец это случилось. Как всегда во время свадеб призраков, Ива держала над моей головой решето для просеивания риса, чтобы укрыть меня от бездонного неба. Куклу усадили не в красный, а в зеленый паланкин. Носильщики пронесли его вокруг озера, подняли на вершину горы Ушань и проследовали мимо храма к дому моего мужа. Дверь паланкина открылась, мне помогли выйти из него и усадили на другой стул. Мама и бабушка стояли на ступеньках рядом с госпожой У, которая по обычаю встречала меня. Она повернулась, чтобы приветствовать моего отца. Во время свадеб призраков родители обычно радуются тому, что отвратительная дощечка покидает их дом, и потому остаются дома, чтобы не слишком явно выказывать свое ликование, но отец последовал за мной. Он ехал за моим зеленым паланкином, чтобы весь Ханчжоу знал, что его дочь — девушка одной из самых уважаемых и богатых семей в городе — наконец выходит замуж. Когда меня перенесли через порог дома семьи У, мое сердце переполнилось такой радостью, что жемчужины посыпались через край, и, казалось, ощущение счастья разлилось по всей усадьбе.
Процессия, состоящая из призраков и живых людей, проследовала к залу с поминальными дощечками предков семьи У. Красные свечи отбрасывали тени на стены зала. Жэнь ждал меня здесь, и, когда я увидела его, чувства захлестнули меня. Он был одет в свадебный костюм, который я сама для него сшила. Я стала призраком, но в моих глазах он по-прежнему был красавцем. Единственное, что отличало его от любого другого жениха, — это черные перчатки. Они напоминали всем присутствовавшим на церемонии, что, какой бы радостной она мне ни казалась, она была связана с печалью и тайной.
Церемония закончилась. Слуги подняли мой стул и стали раскачивать его, чтобы я вместе с мужем поклонилась моим новым предкам. Это был знак того, что я покинула родную семью и стала частью семьи моего мужа. Начался обильный, роскошный пир. Денег на него не пожалели. Прибыли мои тети и дяди, их дочери, их мужья и дети. Они заполонили все столы. Бао — такой же толстый, с похожими на бусинки глазками — уселся рядом с женой и сыновьями, тоже упитанными и с близко посаженными глазами. Прибыли даже наложницы семьи Чэнь. Им накрыли стол в конце зала. Они возбужденно переговаривались щебечущими голосами, потому что были счастливы отправиться на прогулку. Мне отвели почетное место. Справа от меня сидел муж, а слева отец.
— Кое-кто из моих родственников думал, что я выдаю дочь за человека, занимающего более низкое положение, — сказал отец Жэню, когда слуги поставили на стол последнюю, тринадцатую, тарелку. — Действительно, достаток и положение наших семей различались, но я любил и уважал твоего отца. Он был хорошим человеком. Наблюдая за тем, как вы с Пион растете, я понимал, что вы будете прекрасной парой. Она была бы с тобой счастлива.