– Главное, чтобы это доставляло удовольствие. – Дэн салютует ей вилкой с обжаренной фасолью.
А может, у него есть шанс? Стоит хотя бы попытаться?
Как же все-таки приятно чье-то теплое дыхание на шее и чьи-то руки под футболкой. Нежная и неуклюжая подростковая возня в машине. Знакомая и потому спокойная. «Ностальгия, национальный вид отдыха».
– Ты далеко зашел, Фред Такер, – шепчет Кирби, выгибая спину, чтобы ему было легче расстегнуть ее бюстгальтер.
– Это нечестно, – он замирает при напоминании о первой, и неудачной попытке секса. «Неплохо иметь в запасе такие эффективные обидные колкости», – понимает Кирби, но тут же стыдится этой идеи.
– Глупая шутка, извини! Иди сюда. – Она прижимается губами к его губам.
Понятно, что он еще немного сердится, но округлая выпуклость на джинсах быстро притупляет воспоминания об уязвленной гордости в каком-то доисторическом прошлом. Он перегибается через ручку ручного тормоза, целует ее, просовывает руку в освободившиеся чашечки бюстгальтера и большим пальцем поглаживает сосок. У Кирби вырывается глубокий стон, и его рука осторожно скользит вниз к животу, проникает в джинсы и вдруг замирает на слегка выступающей паутинке швов.
– Ты что, забыл? – Настала ее очередь отпрянуть назад. И так каждый раз. На всю оставшуюся жизнь. Придется опять рассказывать.
– Да нет. Просто я не ожидал, что это так возбуждает.
– Хочешь посмотреть?
Она задирает футболку и отклоняется назад, чтобы свет фонаря попал в то место на животе, где лучиками разбегаются грубоватые розовые рубцы. Он проводит по каждому из них пальцами.
– Красиво. Я хочу сказать, ты красивая, – он снова целует ее. Поцелуи долгие, затяжные, от них приятно и легко кружится голова.
– Продолжим? Давай сделаем это сейчас.
Он медлит, пока Кирби пытается открыть дверцу машины. Маминой машины, которую он берет, когда приезжает в город.
– Если хочешь, – осторожно уточняет Кирби.
– Конечно, хочу.
– Чувствую, есть какое-то «но», – она уже готова защищаться. – Не волнуйся, Фред, мне не нужны отношения. Ты поверил в сказочку, что, лишив девушку невинности, получаешь ее любовь навеки? Я ведь тебя даже не знаю. Но знала раньше. Мне приятно, и большего не надо.
– Мне тоже.
– Но?.. – Какая-то микроскопическая трещинка появляется в царившем до этой минуты чувстве всепоглощающего мягкого и нежного влечения.
– Мне нужно достать кое-что из багажника.
– Презервативы у меня есть. Купила заранее. На всякий случай.
Он тихо смеется:
– Они у тебя и в прошлый раз были куплены заранее. Нет, я не об этом. Я имею в виду камеру.
– Боишься, что украдут? Успокойся, этот район не такой дикий. Она же у тебя лежит не на самом виду на заднем сиденье.
Он снова целует ее:
– Просто я хочу заснять тебя. Для документального фильма.
– Об этом мы можем поговорить позже.
– Нет, я хотел во время…
Кирби резко отталкивает его:
– Да пошел ты!
– Да я потихонечку! Ты даже не заметишь.
– Извини, я, кажется, неправильно поняла. Мне показалось, что ты хочешь снимать меня во время секса.
– Ну да. Чтобы показать, какая ты красивая. Уверенная, сексуальная и сильная. Это к идее о твоем восстановлении после случившегося. Вся сила и уязвимость в твоей полной обнаженности.
– Ты себя сам слышишь?
– Это же не для проката! У тебя будут все права. В этом все дело! Этот фильм будет одновременно и твоим, и моим.
– Боже мой, какие мы заботливые!
– Конечно, тебе придется обсудить все с матерью, но я помогу. Я приеду снимать на пару месяцев.
– А этично спать с героиней собственного документального фильма?
– Нормально, если это часть замысла. Любой режиссер – в каком-то смысле соучастник. Такой штуки, как объективность, не существует.
– О, господи! Какой ты придурок, давно все спланировал.
– Да нет же! Я только хотел предложить тебе идею. Это будет сногсшибательно, призы гарантированы.
– И у тебя совершенно случайно оказалась с собой камера.
– Мне показалось, что, когда я заговорил об этом в мексиканском ресторане, ты отнеслась нормально.
– Кроме общего замысла, ты ни о чем не распространялся. Ни слова о домашнем порно!
– Постой, а может, все дело в том спортивном комментаторе? – переводит стрелки Фред.
– При чем здесь Дэн? Все дело в том, что ты абсолютно бесчувственный кретин, которому теперь и потрахаться не грозит. А я-то думала, что в кои-то веки у меня будет приятный секс с парнем, который мне даже нравится.
– А почему у нас не может быть секса?
– Да потому, что теперь ты мне не нравишься. – Кирби рывком открывает дверцу машины, выходит и быстрым шагом направляется к подъезду, но оборачивается на полпути: – Бесплатный совет, чувак. В следующий раз расписывай партнерше свои сногсшибательные киношные идеи после секса. А то тебе никогда ничего светить не будет.
Нужно уметь вовремя свалить и залечь на дно. Уехать на несколько месяцев в какое-нибудь место, где ты не засветился своими подвигами. Глядишь, там найдется добрая душа, которая тебя приютит, накормит, а то и на работу пристроит. В Гринсборо, что в Северной Каролине, у Мэла проживает дальняя родственница – то ли троюродная сестра, то ли некровная тетка, он и сам не знает. В родственных связях всегда нелегко разобраться, а уж в дальних и подавно. Но кровные узы никто не отменял.
Тетушка Пэтти (или все-таки троюродная сестра?) шьет ему брюки. «Исключительно в память о твоей матери», – постоянно подчеркивает она. Той самой матери, которая подсадила его на наркотики и сама откинулась от передоза в цветущем возрасте тридцати четырех лет. Но поднимать эту тему в разговоре с тетушкой не нужно. Ведь не исключено, что именно поэтому она ему помогает. Чего люди не сделают из чувства вины…
Несколько недель проходят в почти предсмертной горячке. Обливаясь потом, в тяжелом бреду и трясучке, он умоляет тетю Пэтти отвести его в больницу, где ему дали бы метадон. Но она ведет его не в больницу, а в церковь, и ему приходится сидеть и трястись на скамье; и каждый раз при звуках гимна она заставляет его подниматься на ноги. Он и подумать не мог, что, когда все собравшиеся в церкви возносят Господу общую молитву за тебя, он посылает свою благодать. Господь Бог и вправду откликнулся на мольбу прихожан о Божьем благословении его выздоровления.