В номере он направил свои стопы к ванной после того, как с превеликими предосторожностями, тайно, неслышно, на цыпочках вошел в наружную дверь.
«Вот теперь мы узнаем, один он там живет или нет», – думал он.
Не включая света в ванной, он приложил глаз к замочной скважине.
Серый.
– О боже! Это уже слишком! – вскричал он.
Серый немигающий светящийся глаз смотрел на него и сквозь него.
– Довольно! – сказал он.
Он отпрянул от двери. Синий как небо. Желтый как кошачий глаз. Карий как у собаки. А теперь серый! Что за глупость. Сколько же народу в этой чертовой комнате? Он прислушался. Ни звука. Даже половица не скрипнет под ногой, чтобы не выдать перемещение тела за стеной или за дверью. Никаких звуков дыхания через рот или вздувшиеся ноздри. Вот черт!
Он позвонил администратору.
– Сколько человек прописано в номере 411?
– Один.
– Там черт его знает что сейчас творится! Будьте добры, позовите к телефону мою жену.
Пауза.
– Чарли?
– Слушай, – спросил он, – этот чокнутый все еще в вестибюле?
– Да, сидит тут, – ответила она.
– Черт бы его побрал.
Он повесил трубку.
Он стоял перед ванной комнатой.
– Глупо торчать целый день и подсматривать в замочную скважину при ничтожных шансах, что кто-то другой тоже подсмотрит в скважину и увидит, как ты подсматриваешь, и разозлится. В этом должен быть какой-то умысел, хотя, черт меня возьми, если я знаю какой. Ни у кого нет времени сгибаться в три погибели и пялиться все 24 часа из 24. Всю ночь этот глаз был здесь. И весь день. Полное безумие.
Он распахнул дверь номера и зашагал по коридору. Приложил ухо к двери маленького человечка – и все равно ничего не услышал, кроме порхания пыли в утреннем воздухе и неслышного шуршания осыпающейся штукатурки. Он постучал в дверь:
– Есть кто-нибудь?
Он постучал громче.
– Я же знаю, что вы там!
Он принялся колотить в дверь.
– Открывайте!
Обливаясь потом, он молотил и молотил по двери целую минуту. Затем дернул за дверную ручку. Она легко повернулась.
– Так, – сказал он.
Он облизнул губы и повернул ручку, позволив двери распахнуться внутрь пустой комнаты. Постель была заправлена, и судя по ее внешнему виду никто на ней ночью не спал. Все было опрятно и на своих местах.
– Они не могли улизнуть. Я бы их увидел в коридоре.
Стенной шкаф. Спрятались в шкаф, конечно. Шкаф. Подбегаю, распахиваю дверцу и выволакиваю негодяя на свет божий. Но что-то мешало ему это сделать, мешало сойтись лицом к лицу с малость тронутым субчиком. Ужасно неловко обнаруживать кого-то в его собственном шкафу. Что ты ему скажешь? Он и так, наверное, испуган стуком в дверь и вторжением в его номер. Так что пусть себе скрывается в шкафу и… Он обернулся и замер.
Дверь в ванну. Вот она где!
И здесь же серый глаз.
* * *
Он вышел из лифта, словно пробирался по краю утеса. Он пересек вестибюль и постучал по серебристому звонку. Эхо малинового перезвона еще висело в воздухе, а служащий уже был тут как тут. Чарльз Фенимор не нашелся сказать ничего лучшего:
– Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь.
Он разложил на стойке регистрации семь поблескивающих предметов.
– Синий, зеленый, карий, коричневый, желтый, аквамариновый и светло-карий.
Семь стеклянных глаз уставились на служащего, а тот в свою очередь уставился на семерку стеклянных глаз, после чего перевел изумленный взгляд на Чарльза Фенимора.
– Вот эти штуки, – сказал Фенимор, запоздало осознав, что прежде, чем вдаваться в объяснения, следовало бы сделать несколько глубоких вдохов. – Зыркали на меня через замочную скважину, что в двери ванной комнаты.
Служащий отшатнулся от стойки.
– Обратитесь, пожалуйста, к администратору.
Был призван администратор, который внимательно выслушал мистера Фенимора.
– Прилеплены пластырем к замочной скважине, говорите?
– Да.
– Иногда синий глаз, иногда карий, иногда зеленый, говорите?
– Да. И днем и ночью.
Администратор поджал губы и ущипнул себя за подбородок.
– А каким образом, позвольте спросить, вы завладели этими стеклянными глазами?
– Я…
– Эти стеклянные глаза принадлежали мистеру Бикелю?
– Да…
– И он вручил их вам?
– Нет, я…
– Вы взяли их?
– Не совсем. Они…
– Вы зашли в его номер?
– Дверь была отворена…
– И вы так оправдываете похищение его собственности?
– Какое похищение! – воскликнул мистер Фенимор.
– Мелкая кража, если вам так больше нравится. Со взломом, – сказал администратор, записывая что-то черным карандашом в блокнот.
– Я не просил его прилеплять чертов стеклянный глаз к моей замочной скважине.
– Ради бога! Стеклянные глаза, прилепленные к замочной скважине, никому не причиняют неудобств.
– А мне причиняют!
– Вы весьма чувствительны. В каких вы отношениях с этим Бикелем?
– Ни в каких, черт бы его побрал! Я никогда с ним не разговаривал.
– Это нелогично, – возразил администратор. – С какой стати ему дразнить вас стеклянными глазами? Если вы незнакомы. У вас есть доказательство того, что они принадлежат мистеру Бикелю?
– Я…
– Вот видите? – Администратор безразлично пожал плечами. – Вы не знаете наверняка. Если они не его собственность, значит, они принадлежат вам. Все это у меня не укладывается в голове. Я забуду об этой истории и пожелаю вам всего хорошего. Если же, с другой стороны, они принадлежат ему, то вам не следовало испытывать на прочность его дверь, вторгаться туда и красть…
– Красть! О боже!
– Красть. А как, по-вашему, это называется? – полюбопытствовал администратор, поглядывая на телефон и постукивая указательным пальцем.
– Послушайте, – сказал мистер Фенимор. – Я только хочу, чтобы вы велели мистеру Бикелю прекратить лепить глаза по ту сторону моей замочной скважины.
– Это его номер. Он не шумит. Я вам уже предлагал наклеить стерильный пластырь с вашей стороны замочной скважины.
– Но в этом-то все и дело. Мы-то знаем, что там есть глаз, черт бы его побрал!
– И что с того? – Администратор бесстрастно посмотрел на него тусклым взглядом психоаналитика, в которого превращается всякий гостиничный служащий, наблюдая за вереницей безумных персонажей, индейцев и запойных алкоголиков, шествующих мимо него на кладбище. – A? Может, вы желаете другой номер?