— Да какие мирные? Там бой был.
— Мне не доказывай. Знаю. Но в Кремле политика изменилась. Сейчас есть план в военной прокуратуре на «посадку» офицеров. Сажать будут многих. В уральском отряде спецназа снайпера-контрактника вчера взяли — восемь лет прочат. И только за то, что он находился в районе, где снайпер убил якобы двух мирных граждан.
— А как же баллистика, ствол осмотреть и все прочее?
— Это уже никому не надо. Я говорю: есть кремлевский план на посадку. Завтра сюда приедут правозащитники и деятели военной прокуратуры. Тебя уже завтра быть тут не должно. Как и всех младших офицеров вашей роты и контрактников. Кто-то — в сорок шестую бригаду, кто-то — в восьмую нальчиковскую.
— А Сапега?
— А что Сапега? Он во время боя был в медчасти — у него фурункулез. Ты что, не в курсе?
— Отчасти в курсе, — выдохнул Максим.
— Так что собирай манатки — и с утренней колонной в Ханкалу с Екимовым, представляться новому руководству и обмывать звезду.
Из Аргуна с попутной колонной на Ханкалу ехали молча.
— Чего невеселый? — хлопнул по плечу лейтенанта Екимов.
— Не думал, что меня когда-нибудь в «молчи-молчи» переведут. Сидеть и геморрой зарабатывать…
— Ну уж нет, Максим, — начал, подбирая слова, подполковник. — Сидеть, даже если бы ты этого и хотел, тебе не придется. И сейчас у нас одно дельце есть, в районе Червленой. Там батальон отдельный стоит. Думаю, чтобы времени не терять, туда поедем, а потом уже в Ханкалу. От батальона на перекрестке выделен блокпост. Называют это место Чертовым перекрестком. Там постоянно что-то происходит. И, по идее, не нашего бы ума дело было. Но особист батальона заприметил, что бойцы дурь где-то берут — анашу, гашиш, и новая дрянь появилась — насвай, смесь на курином помете, ее жевать надо. Ну, наш чекист, недолго думая, прижал бойчину одного, на которого информация появилась, что он распространяет. А тот и выпалил: мол, я ни при чем, мужичок хромой один оставляет возле шлагбаума каждое утро — то гаш, то насвай. А по весне так и вовсе семена раскидывал, чтоб проросла трава рядом с постом. Устроили засаду, но мужичок этот, видно, пронюхал и перестал появляться. Бойца повторно проверять, мол, наврал про мужика. Тем более приметы, которые солдат описал, — ну очень противоречивые. На вид мужичок русский, хромает на левую ногу, роста — среднего. В Червленой такого сроду не было. На бойца начали давить, расспрашивать: где на самом деле покупал и у кого. А тот — все одно: хромой мужик оставлял.
— И?
— Чекист батальона говорит, что бойца наказать надо или даже в прокуратуру дело направить. А это, сам понимаешь, — ЧП для всей бригады.
— Ну наказать-то все равно надо?!
— Внутри, не вынося сор из избы, — да. Пойми, за распространение военная прокуратура пацана в дисциплинарный бат на года два отправит. А это — сломанная жизнь, сам понимаешь, хуже тюрьмы. Но так или иначе, все это осталось бы на усмотрение местного чекиста и командования батальона… Да тут, в Шелковской, бойца положили в госпиталь и комиссовали. Стоял в оцеплении в группе блокирования, когда большое начальство инспектировало Шелковский батальон. Жарко было. Попросил воды у местного. Тот принес. К вечеру температура. В результате — полжелудка в урну. И самое интересное то, что приметы совпадают с теми, что боец-наркоман сказал. Понимаешь? От Червленой до Шелковской полчаса езды. Значит, в районе действует диверсант. И наркотики — не единственное его дело.
К Червленой подъехали после полудня. Колонна остановилась для проверки документов на посту. Екимов и Михайленко спрыгнули у полуразбитой остановки, на которой еще читаема была надпись «Здесь отдыхал и служил М. Ю. Лермонтов».
— Ага, в начале первой кампании еще дуб стоял недалеко огромный, — кивнул Михайленко подполковник, — современник Лермонтова. Говорят, офицер даже писал про это дерево.
— Какой офицер?
— Ну, Лермонтов, какой же еще. Ведь в первую очередь он тут воевал, а уж во вторую писаниной занимался. Ладно, пошли…
«Молчи-молчи» батальона ждал уже на КПП. По дороге Екимов несколько раз обмолвился, что местный чекист имеет прозвище Борода. Теперь Максим понял почему.
— Чего уставился? — с ходу спросил чекист Михайленко. — Бороду не видел, что ли?
— Почему, видел… но чтоб такую?!
Борода была действительно редкостная, казалась чесаным пухом, прессованной гигантской паутиной.
— Ладно, Сан Саныч, — разрядил обстановку Екимов. — Наркобарон твой на месте?
— Угу. Я его теперь с собой таскаю.
— И что, с наркотой все? Как бойца изъял из обращения, перестала дурь в батальоне гулять?
Борода закряхтел и насупился.
— Не совсем. На постах насвай часто жевать стали… Шестерых из батальона поймал за прошлую неделю.
— И что говорят? Откуда?
— Да уже не с этого КПП. Говорят, что у окопов по периметру батальона находят вот такие банки, — и Борода извлек из нагрудного кармана стеклянную, из-под витаминок с аскорбиновой кислотой, баночку.
— А тебе не кажется, что все это как-то по-детски? Находят по периметру… А как они там оказываются?
— Ну, люди-то ходят, что-то роняют…
— Ага. И это что-то само скатывается за забор, за колючку.
— Да все я прекрасно понимаю! Но чего ты от меня хочешь? Я только их выловил и дознания особо не проводил.
— Дай-ка мне личные дела всех, кого поймали.
— В батальоне дела.
— Значит, поехали в батальон.
— Поехали, — вздохнул Борода. — Эй, чудо радостное, собирайся.
Молча сидящий на лавочке боец с унылым видом тихо ответил «есть» и, подняв с земли вещмешок, встал.
— А, так это ты! — радостно, словно увидев Дзержинского в кружевном, воскликнул Екимов. — И как наркоторговля? Прибыльно?
— Нет.
— Почем толкал-то?
— Триста рублей корабль шмали.
— То есть спичечный коробок?
— Да.
— А насвай в какую цену?
— Сто пятьдесят…
— Ай молодца…
До отдельного батальона доехали на бронированном «уазике» за десять минут.
— Подполковник Яблоневский, — представился офицер, встретивший гостей, после того как ворота в расположение батальона закрылись. — Заместитель командира по работе с личным составом.
— Екимов, офицер управления контрразведки ВОГ, — представился в ответ подполковник. — А это старший лейтенант Михайленко. Оперативный состав.
— Я так понял, вы с бойцами хотите побеседовать?