— Естественно, расспросить их не мешает. Но для начала я бы личные дела изучил.
Яблоневский замялся на мгновение, а потом, растягивая слова, сказал:
— Шесть личных дел я вам дам…
— Шесть и еще этого гаврика? — ответил Екимов, кивнув в сторону солдата, задержанного за распространение.
— Вместе с этим шесть. На одного бойца личное дело еще с Шелковской не прислали. Перевести — перевели, а дело застряло в штабе бригады.
— Из Шелковской? Очень интересно. А из-за чего перевели?
— Он там был замечен в скандале с оставлением части с оружием. Всю их шайку-лейку потом по разным батальонам раскидали, виновника-заводилу главного осудили, а этого — к нам.
— Как фамилия?
— МММ — Магомедов Магомед Магомедович, призывался из Каспийска.
Яблоневский приготовил для гостей просторную палатку, назначил истопника. В палатке Екимова и Михайленко уже ждал обед и горячий чай.
— Спасибо, но не думаю, что мы на ночь задержимся, — поблагодарил Екимов.
— Задержитесь. Стоп-колеса. Ночью никто не поедет ни в Шелковскую, ни в сторону Грозного. А до вечера вы не управитесь, я думаю.
— Посмотрим. Давайте тогда сразу папки, а пообедать успеем.
Личные дела бойцов ничего не дали. Ни единой зацепки. «Ф.И.О.», «родился», «призвался», «характеризуется положительно» и так далее…
— Что-то у вас бойцы совсем какие-то одинаковые, судя по делам, — закрывая документы, сказал с сожалением Екимов.
— Так молодые все. Только Магомедов старослужащий, но дела его нет.
— Надо бы с ним поговорить…
— Позвать?
— Нет, пошли к нему. Он под арестом?
— Дневалит, в наряде.
— Это после всего?
— После чего «всего»? Ну, нашли у него этот пузырек. И что? В состоянии наркотического опьянения не был. Более того, по его словам, ему подкинули насвай, а до этого он и вовсе в глаза не видел наркотики. Мусульманин не употребляет.
Михайленко боковым зрением уловил, как взметнулись брови бойца, задержанного за распространение. Солдат и Борода все это время находились рядом.
— Ну, пошли, навестим дневального, — сказал Екимов. И все пятеро покинули палатку и направились в расположение подразделения.
Рота находилась в одноэтажном здании. Определить, был ли это сельский клуб до войны или магазин, было невозможно из-за ветхости сооружения.
— Смирно! — прогремел голос дежурного.
— Отставить, — прервал собравшегося докладывать дежурного Яблоневский. — Где Магомедов?
— Отлучился в туалет.
— Пошли за ним, срочно.
Из концелярии навстречу офицерам вышел ротный.
— Товарищ подполковник… — начал было он.
— Мы к тебе, Демченко, — улыбнулся Яблоневский, — вернее, хотим Магомедова послушать. Предоставишь свою канцелярию?
— Так точно. Правда, у меня небольшой беспорядок…
Через минуту в дверь постучали.
— Войдите, — крикнул Яблоневский.
Дверь легонько приоткрылась, и в узкую щель просунулась голова с большими ушами.
— Так это и есть ваш Магомедов? — Екимов встал и подмигнул Яблоневскому.
— Да.
— Заходи-заходи… — сказал подполковник бойцу.
Перед ними предстал крепко сложенный, лопоухий, с открытой улыбкой парень лет двадцати.
— Магомедов, нам все известно, — начал расхаживать по канцелярии Екимов. — И сами понимаете, что, если вы все расскажете честно, наказание будет минимальным.
Магомедов все так же улыбался и не сводил взгляда с Екимова. Ни тени страха, никаких эмоций не отразилось на лице смуглого паренька.
— Вы меня понимаете? — Екимов подошел вплотную и взглянул бойцу в глаза.
— Так точэнно! — ответил тот.
— И что, вы не хотите сами сознаться в содеянном?
— Мине поставили это наркотик на карман, эй, собаки, да, пока я спал.
— Эти сказки будешь в тюрьме, родной, рассказывать.
— Какая турма? Я ничего не делал.
— А с хромым кто на связь выходил в Шелковской?
— Не знаю я никаких хромых.
— Так, я понял: говорить ты не желаешь?
— Ничего не знаю, — боец шел в отказ, и уже можно было поверить в искренность его слов. Все вокруг, включая Михайленко, не могли понять, с чего Екимов сделал вывод, что именно Магомедов как-то был связан с хромым.
— Ладно. Подполковник Яблоневский, а военный билет бойца в наличии?
— Да, — удивленно ответил зам по работе с личным составом.
— Дайте мне его.
— Дневальный, — крикнул подполковник, приоткрыв дверь. — Сбегай ко мне в палатку. У майора Климова попроси выдать военный билет Магомедова. Скажи, что замкомбат просит.
Дневальный пулей метнулся к выходу, а Яблоневский сел на свое место. Екимов же продолжал:
— Вас, Магомедов, выгонят завтра из армии, вы это понимаете? Будут судить после.
Магомедов прищурил глаза. Воцарилось молчание, которое вскоре прервал боец:
— Не можете выгнать. Из армии не выгоняют.
— Почему, таких, как ты, выгоняют.
— Каких?
В этот момент вернулся дневальный и принес военный билет.
— Товарищ подполковник, у вас есть печать?
— У ротного в столе, — кивнул ничего не понимающий Яблоневский.
Екимов порылся в выдвижном ящике, сел за стол и открыл военный билет.
— Угу. Значит так, Михайленко, вот вам военный билет, записывайте, и подполковник Яблоневский поставит печать. — Екимов протянул военный билет Максиму, развернув который, Михайленко обнаружил белый листочек по формату удостоверения с пометкой «Записывай тут».
— Готов? — спросил Екимов. Максим в ответ кивнул. — «Рядовой Магомедов Магомед Магомедович увольняется с позором», — пиши, — «с позором…»
И у Яблоневского, и у солдата округлились глаза.
— За систематический, — продолжил Екимов, — пассивный гомосексуализм. Точка. Товарищ подполковник, скрепите это печатью и отправляйте в военный комиссариат района, откуда призывался солдат. Копию — отцу и в школу.
— Но… — попытался возразить Яблоневский, сжав до побеления пальцев печать.
Ему не дал договорить рев или вой — во всяком случае, в этом гортанном крике слышалось очень многое — Магомедова.
— Нет, не надо, отцу не надо, школа — не надо. Я все вам скажу…
— Нет уж, братец, мы и так все знаем. Но ты чистосердечно отказался признаться…