– Обида становится частью твоей души, – задумчиво, как бы про себя повторила Рейчел.
Она отвернулась и уставилась куда-то вдаль.
Рейчел думала, что осталась один на один со своей виной и своим раскаянием. Пол мог бы уйти, уверенный в том, что правда на его стороне. Но на самом деле он разделил с ней этот груз, он вместе с ней нес его весь остаток своей жизни. Он проглотил это. И они оба, сохранив свой союз, переварили все без остатка.
Сердце ее переполняла невыносимая нежность, пожалуй еще более болезненная, чем само горе.
Пол стал выше не только условностей, жалости или стыда. Он сознательно выбрал любовь – любовь к ней.
Джек облизал пальцы:
– Еще Пол говорил, что, простив другого, ты остаешься один на один с самой трудной задачей: простить самого себя. Он сказал однажды: «Ты злишься на себя за то, что ты так уязвим. За то, что не смог защитить себя». Помню, эти слова меня просто поразили. Я понимал, что вот здесь он прав на все сто. Я ведь не во всем с ним соглашался, но тут твой муж попал в точку. – Джек взял свою бутылку пива и осушил ее до дна. – Пол много рассуждал по поводу всего этого. Правда, я не все тогда понимал. Уж не знаю, откуда он набрался таких мыслей.
Рейчел откинулась на спинку стула.
– А я знаю, – сказала она.
Джек промолчал. Он понимал, что для Рейчел этот разговор, в котором явно присутствовал какой-то скрытый смысл, значит гораздо больше, чем для него, ведь никто не знал Пола так хорошо, как она.
Джек давно уже не вспоминал о тех беседах с Полом. И теперь слова старшего товарища вдруг снова обрели для него свежий смысл. Тогда он даже не пытался понять, почему жена ему изменила, прилагал все силы, чтобы как можно больше дистанцироваться от всего этого, привлекая на помощь злость и самообладание. Но все было тщетно. От жизни не спрячешься. Он вспомнил про Кейт, вспомнил, как она стояла у окна, обнаженная, вспомнил, как его охватило страстное желание протянуть руку и прикоснуться к ней, снова окунуться в этот глубокий, опасный поток, который может вынести его бог знает куда.
– Как думаешь, а сам он это сделал?
– Что? – Джек очнулся и тряхнул головой, чтобы отогнать непрошеные мысли. – Прости, что ты сказала? Что Пол должен был сделать?
В лице Рейчел читалась странная неуверенность, казалось, мысли ее где-то далеко. Она не отрываясь смотрела вдаль, словно пыталась разглядеть что-то на горизонте.
– По-твоему, сам он простил того человека, о котором говорил?
– Да, – медленно кивнул Джек, не совсем понимая, зачем она спрашивает. – Вот уж в чем я нисколько не сомневаюсь. Последнее, что я помню… он сказал мне насчет прощения так: «И тогда ты узнаешь, что такое настоящая свобода. Ты выберешь жизнь, причем не абы какую, а свою, только свою, пусть даже невероятно трудную». Пол сказал это с улыбкой, видно было, что он знает, о чем говорит.
Рейчел сразу как-то обмякла, словно чьи-то крепко сжимавшие ее пальцы ослабили хватку. Она снова откинулась на спинку, облегченно вздохнула, плечи ее расправились, а растерянный, отсутствующий взгляд вновь обрел живость и осмысленную глубину. Словно изо дня в день, с утра и до ночи вертящийся в ней беспокойный волчок вдруг остановился и окончательно успокоился. Она снова стала смотреть на играющих на песке детей, но теперь лицо ее просветлело.
– Конечно, тогда я ему не верил, – продолжал между тем Джек, больше для себя, чем для нее. – Не хотел знать, что это за любовь такая, о которой Пол толковал. Мне хотелось чего-то идеального, чтобы без единой трещинки. Такой любви, когда все идет как по маслу, как говорится, без сучка без задоринки: ведь тогда все с самого начала прекрасно и совершенно.
– И ты до сих пор думаешь, что такая любовь существует?
– Нет, конечно. Сейчас мне кажется, что это было очень похоже на нарциссизм. Самолюбование.
– Да ну! Неужели?
Джек улыбнулся.
И на душе у него, казалось бы без всякой видимой причины, вдруг стало легко и свободно. Впрочем, с Рейчел ему всегда было легко и свободно. Тем более, сейчас он как никогда нуждался в таком вот задушевном разговоре. Джек и забыл, когда в последний раз так общался с людьми. Он сделал знак официанту.
– Хочешь еще пива?
– Почему бы и нет?
Стало легче дышать, дневная духота спала, солнце уже не палило. Облепленные песком, изнуренные жарой, взрослые на берегу собирали ведерки с лопатками, пляжные полотенца и корзинки с едой и потихоньку тянулись в сторону дома, ужинать.
И снова Джек вспомнил о Кейт. Способен ли он избавиться от своего разочарования, способен ли понять, что она тоже может ошибаться и тем не менее оставаться достойной того, чтобы войти в его жизнь?
Они всё сидели, попивали пиво, любовались бескрайним морем, чистым до самого горизонта.
– Как думаешь, я нравлюсь Кейт? – спросил он после долгого молчания.
Рейчел покрутила тарелку в поисках еще не уничтоженной клешни краба.
– А почему бы тебе не спросить об этом ее саму? Сразу все и узнаешь, – проговорила она, лукаво сверкнув глазами. – Но сначала, дружок, тебе нужно побриться.
Бёрдкейдж-уолк, 12
Лондон
3 марта 1937 года
Милая Рен!
Спасибо тебе, дорогая моя! Обещаю, это в последний раз, и я ужасно, просто ужасно благодарна тебе! До чего же глупо все получилось. Мы отправились развлечься вместе с Энн, а потом я вдруг обнаружила, что она куда-то исчезла, оставив меня в казино вместе с Донни, Джоком и Пинки. Страшно признаться, сколько денег я проиграла. Правда, Джок сказал, что он за меня заплатит, но… Дорогая моя! Разумеется, Джок не дал мне ни пенни. И без твоей помощи я оказалась бы совершенно в безвыходной ситуации.
А потом мы отправились к Донни чего-нибудь выпить, хотя мне, по-хорошему, следовало бы отправиться домой, но я уже просто не могла остановиться.
Конечно, во всем виноват этот Пинки. Вечно он сбивает приличных людей с пути истинного.
Я ясно дала понять всем, что ничего подобного со мной больше никогда не случится. И теперь я сама себя ненавижу, чувствую себя такой несчастной, такой жалкой, что не могу двинуть ни рукой, ни ногой.
Ну скажи, почему я совершаю столько поступков, о которых потом даже вспоминать противно? Почему?
Д.
* * *
Охранник придержал перед Кейт дверь, и она вошла в прохладный выставочный зал «Тиффани», спроектированный в стиле ар-деко.
– У меня назначена встреча с Сирилом Лонгмором, – сказала она.
Охранник объяснил, что ей нужно на третий этаж. Кейт поднялась, там ее встретил еще один служащий, позвонил, и наконец по узенькой лестнице к ней спустился сам мистер Лонгмор. Это был немолодой худощавый мужчина в очках и с редеющими седыми волосами.