На пару с Дином ломанулись вдоль дома, нырнули в арку. «Мусорщики» — за нами.
Вовремя различив в полутьме растяжку у самого выхода — быстренько перерезал, наблюдая то, как из-под потолка со свистом сорвался чудовищный по размерам стальной штырь и, точно на вертел, поочередно насадил сразу четырех преследователей.
«Задержит ненадолго», — решил я и громко поторопил Дина:
— Ускоримся, Дин, — сейчас их еще больше сбежится!
Дальше двигались дворами, петляли между детскими вымерзшими площадками, гаражами, застеленными зеленой изморозью, одноэтажными кирпичными зданиями с большими дверьми, исписанными нецензурными надписями, и постоянно со страхом оборачивались, ожидая встретить «Мусорщиков», громко переговаривающихся между собой где-то далеко позади. Но, слава богу, ни одного из них пока не заприметили — смогли-таки затеряться, исчезнуть хотя бы ненадолго от плотоядных глаз. Только вот уверенность и в дальнейшем таком успехе — весьма фиктивна. Каждую секунду чудилось, что кто-нибудь обязательно выскочит из-за поворота или темного угла, устроит засаду, а если даже не так, то каверзная ловушка некстати окажется под ногой, и тогда любого из нас проткнет такая же махина, как и тех преследователей в арке, не то еще чего ужаснее. И если сейчас, при дневном свете, еще хоть как-то можно различать большую часть растяжек, то с наступлением сумерек это будет практически невозможно, а ведь мы еще даже не нашли брата Дина, следующей задачей предстоит каким-то образом выбираться из Нью-Сити…
Бег, бег…
Так, под всюду носящееся эхо далеких отвратных голосов, прыгающее от дома к дому, минуя следующую арку, вышли к одному промышленному объекту, огороженному добротным забором из желтого кирпича с пущенными поверх проводами под напряжением. О нежелательности перелезать через него, четко, черным по белому гласила большая облупившаяся памятка на огромных темных воротах, расположенных немного левее:
$$$«ОСТОРОЖНО! ВЫСОКОЕ НАПРАЖЕНИЕ!»
И ребенку понятно: электричество на всей территории, собственно как и во всем городе, — полностью отсутствовало, однако карабкаться вверх все-таки не спешили — пустая трата времени. К тому же смутно верилось, что продолжать поиски следует именно отсюда.
Все сомнения развеял Дин.
— Кажись, тут, — твердо решил он, прошел немного вперед, будто хотел разглядеть забор поближе, посмотрел по сторонам и продолжил тем же голосом: — На мой взгляд — единственное место, где можно держать в заточении людей длительное время. А что? Здание с виду вроде тихое, в глаза особо не бросается, находится, в принципе, рядом. Где еще этим тварям тюрьму организовывать?
— Ну да, — поддержал я, с придирчивостью осмотрел верхний этаж, подтянул ослабевшую от бега лямку рюкзака, — здесь самое то… — и сразу: — На забор лезть будем или через основной вход?
— Мне с моими руками теперь только и лазить… — со вздохом проворчал тот, словно тому вина — я, и добавил строго: — Давай к воротам.
«А вот думать надо было, что делаешь! — мысленно отчитал его. — А лучше — меня слушать… хоть иногда…»
Ворота оказались не запертыми, без какого-либо замка, с сорванными петлями. Отворив как можно тише — вышли к массивному четырехэтажному сооружению с двумя прогнившими пожарными лестницами, чудом держащимися на нижних кронштейнах. Стекла сохранились лишь в самых крайних окнах, на некоторых имелись сварные решетки. Посередине располагался широкий, заложенный строительным мусором проход, заросший черно-синим «камнежором» — редчайшим плющом, способным со временем безо всяких усилий разламывать даже сверхпрочный бетон. Рядом беспорядочно валялись толстые трубы, обернутые войлоком, обрывки шин, обглоданные лозой, металлические перекладины, штабеля неиспользованных свай. Вдоль забора, из-под зелено-серого снега торчали мешки, бочки, мотки проводов. Возле самого же здания, на выложенной льдом дороге, — два самосвала без полуприцепов и передних колес.
— Завод, что ль, какой? — глуховато спросил Дин и сам же ответил на свой вопрос: — По ходу, он и есть… — А потом ко мне: — Курт, предлагаю идти через тот проход. Наверняка таким путем можно попасть вовнутрь. Что скажешь?
— Ну не по тем же лестницам подниматься-то… — отозвался я, перевел на них недоверчивый взгляд. Те от вдруг начавшегося ветра надсадно заскрипели, запрыгали, словно надумали отрываться от стен. — Они и так на добром слове держатся…
— Ну, тогда решено! — объявил тот и, прибавив шаг, заспешил к проходу.
Отрывистая речь «Мусорщиков» голосила уже за ближайшими домами — шли за нами по пятам, как звероловы.
Не касаясь стен с разросшимся «камнежором», мы с напарником дошли до выломанной двери, тотчас прошли внутрь, попадая в громадное затхлое помещение с наполовину обвалившимся потолком. Многочисленные квадратные колонны, преданно подпирающие его, повсеместно рассыпались, оголили стальные каркасы, ощетинились арматурами. Пол полностью исчез за грудами битого кирпича, колотой плитки и снега, в углах томились груды бетонных обломков, стулья, выломанные оконные рамы, упавшие лампы, горы отвалившейся от времени краски. Немного левее — проржавевшее насквозь оборудование, тяжелые сверлильные станки, вентиляторы. И ко всему этому добавился какой-то тошнотворный, всюду блуждающий дух, от какого просто-напросто некуда было деться.
«Боже, пока здесь что-нибудь отыщешь — раз сто умрешь… — подумал я, — зашли, называется…»
И лишь Дин нисколько не брезговал здешними запахами, не кривил лицо, словно и вовсе мог обходиться без воздуха, а дышал скорее от врожденной привычки, нежели от нужды.
— Ты чего весь позеленел? — вдруг поинтересовался он, стрельнув в меня удивленными глазами. — Запахи одолели? Так ты через рот дыши — верное средство в таких случаях.
Я не стал ничего говорить в ответ.
Дойдя до широкой лестницы, ведущей на следующий этаж, Дин вновь заговорил:
— Поднимемся, — скользнул к ней, по-воровски заглянул за дверь и, убедившись, что там никого нет, продолжил: — Начнем со второго этажа, а если ничего не найдем — тогда, Курт, надо будет разделиться…
— Как скажешь, — пожав плечами, коротко изрек я.
Но только поднялись наверх — сразу поняли, откуда так стойко тянуло смрадом: весь пол был запружен кладбищем костей с остатками заветренного мяса. И, как стало понятно в первую же секунду, — не все из них принадлежали исключительно животным: слишком хорошо узнаваемые, гладкие, легко отличимые.
От такого зрелища мое сердце дернулось, убежало в пятки, перестало колотиться, руки сделались холоднее льда, тело обожгло ознобом.
— Святые угодники!.. — с трепетом воскликнул Дин, с чудовищным усилием перешагнул треснутые черепа. Лицо словно вмиг состарилось, почернело, глаза заплыли смолью, выгорели. — Как это все объяснить?.. Как… Курт…
— Я не знаю, Дин, не знаю… — испытав ужас не меньший, чем напарник, выдавил я, атрофированными ногами следуя за ним вглубь длинного коридора, — давай пока не будем поднимать паники…