— Курт, скажи мне честно: а ты бы его сейчас… это… того… — поиграл глазами, намекая, — …шлепнул? Так сказать, довел давнее дело до логического конца?..
— Не-е-е, Дин, ты чего… что такое говоришь?.. — с настоящим удивлением посмеялся я. — То ведь прошлое было, приказ… сейчас же все поменялось: охотники и жертвы варятся в одном котле, потому что больше ничего не остается, некуда идти. Так сложились обстоятельства. А что насчет Дако, то мне он никто и звать никак, пока не перейдет дорогу. Как только это произойдет — нейтралитету конец.
Смолкли, старались не скрещиваться пасмурными взглядами.
— Пора на поиски, — объявил Дин, — а то засиделись тут что-то, к ночи еще выйдем, волкам на радость…
Отойдя от стола, все в том же баре я ненароком усмотрел не менее интересного персонажа, по сей день продолжающего считаться «темной лошадкой» для всякого стороннего наблюдателя: зрение и слух Густава, преданного до фанатизма инфорсера, правую руку и душителя — Гремлина, или, как называли чаще, — Двуликого. Он, сидя у стойки на барном стуле вполоборота, посасывал через трубочку коктейль и без каких-либо эмоций на физиономии прикованно следил за всеми приходящими сторожевым кобелем. Навеки поделенный на две одинаковые части до жути правдоподобной, хорошо прорисованной татуировкой, изображающей половину черепа без кожи со всеми прожилками, его левый глаз, спрятанный под желто-зеленой линзой с вертикальным зрачком, как у змеи, встречал людей неподвижно и страшно, вызывал трепет, второй, настоящий, слепяще синий, — влек к себе, манил. С головы болотной тиной свисали длинные, оплетенные разноцветными проводками, волосы, заостренный, плохо рассматриваемый нос отталкивающе топорщился, тонкие, точно ниточка, губы, с кольцом посередине на нижней, мялись в уголках рта дьявольской насмешкой, кадык при каждом глотке по-жабьи надувался, вознамериваясь вот-вот лопнуть. На шее висел бутафорский респиратор, унизанный шипами, на субтильном теле — белая майка, сверху, сидя на тонких, осушенных, худосочных плечах, — потрескавшийся в изгибах кожаный плащ с мультяшными значками на отворотах и погонами, пробитыми заклепками, на ногах — утянутые черные джинсы, лакированные ботинки на платформе.
«Сволочь, каких еще поискать… — привел я оценку, — проклятая душа…»
Поток мысленных ругательств нарушил сварливый голос Дина:
— Ну чего ты там опять углядел-то? Долго мы тут торчать-то будем?.. Возьмут вот и купят наш с тобой генератор, пока ты тут по сторонам зеваешь…
— Не шуми, а лучше глянь-ка, кто сидит рядом с Дако за барной стойкой, — и тут же представил: — Двуликий, он же Аксель Фрост. Давненько он мне на глаза не попадался, змей…
— Откуда ж ты его имя-то знаешь?..
— От словоохотливых торговцев. — Следом подбавил: — Они же и поведали о нем немало интересного. Ходят слушки, мол, Дако поручает ему заказы на устранение прибывающих погостить в Грим нежелательных персон, врагов и лавочников, отказывающихся платить налоги. Талант у него к этому, говорят, врожденный, особенное пристрастие что ли, любовь. И это при том, что он, как видишь, не отличается отменной физической подготовкой… — встал поближе к напарнику, сбавил голос, прищурился, не убирая глаз от Гремлина, поспешил дополнить: — Еще бытует мнение, и вполне себе здравое, якобы Аксель — законченный наркоман, но научился скрывать этот порок от посторонних взглядов. А поскольку Дако очень ценит его безукоризненность в грязных делах с отсутствием каких-либо нежелательных проблем, то закрывает глаза на этот смертный грех, регулярно заказывает новые дозы и даже запирает в технических помещениях, сажая на цепь при острых приступах ломки, носит воду, выслушивает звериные крики…
— Живой мертвец какой-то, — участливо отозвался Дин, — и никак ведь не издохнет — по горло в могиле уже сидит…
— Грязь с годами, если ее не смыть, только сильнее твердеет…
Рассекали по магазинам «Вавилона» еще порядочно. Наш родненький, подходящих габаритов генератор отыскали в палатке, где продавец — дородный мужчина в ковбойской шляпе и с двойным подбородком, — располагающий огромным выбором бытовых товаров от лампочки до нагревателя, согласился отпустить нам сокровенную покупку за смешную по здешним меркам цену — шесть с половиной тысяч банкнот. Ответив на все интересующие вопросы в плане эксплуатации, он с превеликим удовольствием показал его работу, объяснил меры предосторожности и вдобавок, в качестве скромного бонуса к покупке, налил целиковую канистру бензина.
— Раз вас все устраивает в этой чудной малышке, давайте тогда переходить к вопросу оплаты? — огласил итог торговец, не прекращая раболепно улыбаться, а будто возжелав накрепко удержать рядом без одной минуты счастливых покупателей, дабы те не сорвались с крючка в самый последний момент, заторопился прибавить: — Генератор — неубиваемый и неприхотливый, поверьте мне на слово! При надлежащем уходе прослужит вам до следующей катастрофы! — засмеялся смехом гиены. — Главное — от осадков берегите: к этому он, к большому разочарованию, не приспособлен.
— Он в кладовке до зимы стоять будет, — осветил я, доставая деньги из загашника.
— Ну, вот и чудненько! — потерев ладони, истекая слюной при виде свеженьких купюр, по-кошачьи промурлыкал продавец.
Положив на прилавок объявленную сумму без сдачи, я известил:
— Здесь все ровно, — и спросил: — Пересчитывать будешь или на слово поверишь?
— Боюсь, что придется… — с притворным огорчением растянул тот, ковыряя нас бесноватыми, бегающими, точно у зверька, глазками, — доверять сейчас людям непросто, сами понимаете: все кругом обманывают, пудрят мозги, вот и приходится перестраховываться от греха подальше!..
— Как знаешь, — а про себя взмолился: «Хоть бы пронесло…»
— Как думаешь, не заметит?.. — зажужжал над ухом Дин, стоя с каким-то крайне подозрительным видом: приплясывал, пыхтел, облизывал губы.
— Будем надеяться на лучшее… и прекрати дергаться, как припадочный — оглядываться начинают…
Торговец, быстротечно перебирающий деньги извоженными в масле пальцами, спустя несколько минут начал мрачнеть, меняться, обретать сероватый тон. Лицо, до этого момента буквально светящееся от щенячьей радости клиентам, сейчас выражало крайнее замешательство, озадаченность, беспокойство. Когда пересчет закончился, он взялся педантично разглядывать каждую бумажку при помощи фонарика, взволнованно вертеть в руках, косясь то на меня, то на Дина.
— Что-то не так?.. — осторожно поинтересовался я, сохраняя внешнее спокойствие, хотя внутри всего уже трясло, колотило.
— Нет-нет! — попытался соврать продавец, а у самого глаза затанцевали, в страхе полыхнули крупинки зрачков. И продолжил потяжелевшим голосом, исчерпавшим всякую обходительность: — Все в порядке… мне только нужно кое-что еще раз проверить… это всего пару минут…
Потом сгреб в охапку банкноты и зайцем, вприпрыжку, сбивая прохожих, затрусил прямиком к Дако. При виде озабоченного торговца, тот отложил кий, жестом попросил помолчать своего соперника по игре, заслушивая бурный рассказ. Двуликий, пронаблюдав за гостем, влетевшим в бар, как смерч, вернул на стойку выпитый бокал, левой, татуированной частью лица повернулся к хозяину, собираясь, в случае чего, сразу вмешаться. Продавец же, по-видимому выговорившись, высыпал деньги прямо на бильярдный стол и, показывая в нашу сторону, заполошно зажестикулировал.