– Случилось? – всполошилась девушка, решив, что Регина откуда-то узнала о вчерашнем происшествии.
– Ну да, у Кузьмина.
– Ах, у него… Он обещал подумать и позвонить вам.
– Это Захар сказал?
– Гм-м… нет. Понимаете, я ездила с ним. Для моральной поддержки, так сказать.
– Кузьмин понял, насколько серьезно мы настроены?
– Думаю, да: Захар был весьма убедителен!
Больше всего Устинья боялась, что Регина начнет выспрашивать про Захара, не поверив в ее отговорки: девушке не улыбалось оказаться меж двух огней. Оба «огня» были людьми, которых Устинья бесконечно уважала и уже успела прикипеть душой. Эти чувства были для нее внове, ведь раньше никто, за исключением психолога из детдома да парочки коллег из «Пугачеффа», не проявлял к ней участия. Она привыкла полагаться только на себя и считала, что это – нормально. У Устиньи не было ни отца, ни матери, которые ограждали бы ее от жизненных неприятностей, помогали преодолевать трудности и защищали от плохих людей. Только Регина и Захар, два таких разных, таких непростых человека, встали на ее сторону, когда против Устиньи оказалось все, включая закон. Потому-то она и опасалась, что ситуация изменится, что бы она ни сказали и ни сделала: либо Регина на нее разозлится, либо Захар прибьет, когда выйдет из больницы!
К счастью, ей не пришлось отвечать на вопросы адвокатессы, потому что в приоткрытую дверь просунулась голова Мамочки:
– Регина, ты занята?
– Нет. Что-то срочное?
– Захар тебе не рассказывал, что мы с ним нарыли?
– Захар? Не понимаю, о чем речь…
– Я тут просматривала записи с парковки – уже в сотый раз, представляешь? Вот, надо же, как глаз «замыливается», и не видишь очевидного!
– Какого очевидного-то? – недоумевала Регина.
– Похоже, у убийства Сугривина был свидетель!
– Так что ж ты раньше молчала?! Покажи! – потребовала Регина.
Заинтригованная Устинья засеменила за женщинами в общий зал. Мамочка уселась за компьютер и вывела на экран запись с парковки. Мышкой она установила курсор на нужное время и сказала:
– А теперь смотрите внимательно! Что видите?
– Ничего?
– Правильно. Как мы знаем, где-то в это время как раз и убили Сугривина… Вот, глядите!
– Какая-то сетка? – пробормотала Устинья, вглядываясь в экран.
– Точнее, тележка на колесах, – поправила Мамочка.
– Она сдвинулась! – воскликнула Регина. – Сначала, видать, была за колонной, а на этой камере отчетливо видна… Что ж, сама она ехать вряд ли могла, значит, кто-то ее толкал! Ты нашла ее хозяина?
– Нет. Такое впечатление, что тележку катил призрак: ее видно, его нет!
– Или он знал, где расположены камеры, и не желал попасть в их поле зрения.
– Точно! – кивнула Мамочка.
– Надо сделать запрос на другие записи: если человек с тележкой присутствовал в гараже на момент убийства, может, он бывал там и раньше? Или после?
– Думаешь, я сама об этом не подумала? – обиделась Мамочка. – К сожалению, у охраны приказ хранить записи не больше двух недель. Затем их стирают. Эти – из тех, что изъяли в связи с убийством Сугривина, но больше ничего нет. После убийства тележка не появляется – возможно, ее хозяин был там всего однажды.
– Или испугался того, что видел, и больше не показывался? – предположила Устинья.
– Возможно… – пробормотала Регина. – А есть видео, где можно разглядеть, что это за тележка?
Мамочка загадочно улыбнулась.
– Вы мыслите в правильном направлении, мадам! Тележка – явно из какого-то супермаркета. Я проверила, какие магазины есть в радиусе километра от «Пугачеффа». Выбор невелик – промзона ведь, и поблизости только два магазина: большой комплекс «Мега» и «Родничок». Из «Меги» выкатить тележку проблематично, зато в «Родничке»…
– Но тележка может быть и из другого магазина, в конце концов, мало ли их уводят покупатели? – возразила Устинья.
– Вы правы, – согласилась Регина. – Но это – наша единственная зацепка. Я попросила Артурчика с Аленой поискать хоть какое-нибудь алиби для Троицкой. Она сказала, что в вечер убийства долгое время сидела под окнами дочери, но так и не решилась войти.
– Алиби слабое, ничего не скажешь! – развела руками Мамочка.
– Вот именно, но все же кто-то мог видеть ее там – другие жильцы дома, к примеру.
– Как думаешь, насколько велик шанс того, что они обратили внимание на человека, который ничего особенного не делал, к тому же – почти месяц назад?
– Невелики. Можно еще проверить видеорегистраторы на машинах, которые паркуются неподалеку, хотя и тут многого ожидать не стоит: вряд ли кто-то станет хранить записи, на которых, как ты правильно сказала, ничего не происходит! Вот потому-то нам и нужно найти хозяина тележки: если он действительно присутствовал на месте преступления и видел убийцу, это могло бы снять подозрения с Троицкой!
– Ты веришь, что она невиновна?
– Я обязана верить, она – моя клиентка.
– Слушай, почему ты вообще согласилась ей помогать? Мне казалось, эта баба тебе не нравится!
– Не нравится. Вернее… Понимаешь, я осуждала ее за то, что она бросила дочь, нашла другого мужика и ни разу не оглянулась на прежнюю семью. Но потом узнала кое-какие подробности… В конце концов, кто я такая, чтобы осуждать? Пусть это делает судья, а я – адвокат, и мое дело защищать.
– Ты меня пугаешь! – пробормотала Мамочка. – Какое чувство справедливости, прямо Святая Регина… Да, кстати, Захар тебе в прошлый свой приход тут конверт оставил! – воскликнула Мамочка.
– Что там?
– Понятия не имею. Кажется, это касается его визита к Демчинову.
– Он сказал, что Демчинов не имеет отношения к смерти Сугривина!
– Не знаю, не знаю… Вот, держи! – И Мамочка протянула Регине большой коричневый конверт. Регина взяла его и собралась снова подняться в свой кабинет, но Устинья ее остановила.
– Регина Савельевна, можно мне…
– Что?
– Заняться тележкой.
– Какой те… ах да, разумеется – если хотите. С другой стороны, вам необязательно это делать, ведь с вас-то подозрения сняты.
– Но я знаю, каково это, когда тебя обвиняют незаслуженно!
– Ну, как пожелаете. Да, если появится Захар, пришлите его немедленно ко мне!
* * *
– Значит, вы не знаете, кто мог «увести» тележку? – уточнила Устинья у заведующей «Родничка», к которой, после двадцатиминутных препираний охранник все же ее проводил. Женщина явно была недовольна тем, что ее оторвали от важного занятия – второго завтрака. По мнению Устиньи, обладая столь увесистыми габаритами, как у Татьяны Евгеньевны Смолкиной, можно было бы и вовсе обойтись даже без первого завтрака, но кто интересовался ее мнением?