— Я буду в дальнейшем продолжать повышать размеры каре до батальонных и приучать их к совместным действиям. Причем строй будет смыкаться и размыкаться в самый последний момент, пропуская всадников.
Затоптанных жаль, однако не выученный столь жестоким, но единственно реальным способом, на поле боя полк понес бы гораздо большие потери.
— Тяжело в учении — легко в бою, — выложил очередную мудрость не то из младенца Суворова, не то из давно помершего Цезаря.
Иные афоризмы впечатываются намертво, а кем сказано — не сохраняется.
— Требовать нужно сразу и много. Пусть сначала будет трудно, тем скорее рекруты станут профессиональными солдатами. Их надо беречь, но не баловать. А нагружать работой так, чтобы настоящий бой показался ерундово легким и простым. Только труд тот не должен оказаться бесцельным, вроде церемониальной шагистики. Исключительно направленный на военное обучение, причем в двойном размере по сравнению с обычным. Только так!
— Не будут вас любить с такими взглядами, — сказал генерал-фельдмаршал со странной интонацией. Жалеет, что ли?
Ну учили же пехотинцев не пугаться танка, пропуская его над собой. В первый раз недолго и обделаться. А потом привыкают. Вот и мне нужна такая привычка для каждого в полку. Если понадобится, палкой вобью. Чтобы боялись больше премьер-майора Ломоносова, а не визжащего и махающего саблей татарина. А если вспомнить, как про свежих рекрутов говаривали: «Десять забей, одного выучи», то я не самый худший из возможных вариантов. Это ведь твердили во имя целей, не имевших с боем ничего общего.
— Мне не нужна их любовь. Мне важно превратить стадо в знающих свой маневр бойцов.
И поставить между собой и врагом стену из штыков. А что, полководец и не должен идти в первом ряду. Командиру не следует много делать своими руками, он должен пользоваться чужим трудом. Его задача управлять подразделениями и вовремя реагировать на угрозы. Это еще в древнем советском фильме про Чапаева было. Я собираюсь вести за собой или толкать вперед, а не бегать, пытаясь удержать паникующих и не смотреть, как их убивают без счета. Нам всем это на пользу.
Еще со временем постараюсь выучить пехотному бою. Почему-то никто не проводит занятий ни по штыковым упражнениям, ни по совместному удару. Элементарно же… Помимо мешка на столбе для занятий, пущенного в оборот моими казаками (да-да, использовали римляне гладиаторов для тренировок, почему не позволить умельцам показать наиболее простые и удачные приемы), поставить два подразделения друг против друга — и, не задерживаясь ни на секунду, выпад в сторону противника. Только в последний момент в сближении поднять ружья вверх.
Между прочим, штыки трехгранные, и раны от таких жуткие, рваные выходят. Сшивать проблематично. Скорее всего для того и задумана такая форма. Миролюбивые конвенции пока не подписаны, и по поводу пленных тоже.
— Трудно быть у власти добрым, — говорю убежденно. — Народ любит страшных, а мягких обычно убивают.
На самом деле все, безусловно, гораздо сложнее. И помимо советов более опытных, вроде того же Геннадия, надо соблюдать определенный баланс. Полк оказался в еще худшем состоянии, чем ожидалось. Треть состава отсутствует, половина офицерского состава тоже. Кто болен, кто ранен, кто просто не прибыл вовремя и штаты с самого начала не заполнены. Боевой дух ниже низкого. И вот из всего этого от меня, самого настоящего гражданского, требовалось слепить нечто приемлемое и пустить в реальное дело. Не в компьютерной игрушке, где можно легко пожертвовать нарисованным персом. Каждый хочет жить, и кровь у всех одинаково красная.
— Все, — всматриваясь, решаю. — Флаг!
Сигнальщик замахал, одновременно забили отбой барабаны.
— Пора спуститься, поздравить победителей.
Хорошо отдать приказ привести в порядок полк. Только одними расстрелами тут не отделаешься. Об этом приятно говорить, сидя в мягком кресле у экрана компьютера, а мне надо было переломить настроения. Конечно, право прогнать через шпицрутены у командира имеется, и при случае пущу его в ход, однако начинать пришлось отнюдь не с этого.
Первое, что обнаружил при появлении в расположении отныне моего полка, это справляющих нужду где попало солдат. За три недели бывшие командиры на новом месте так толком и не обеспокоились рытьем отхожих ям и устройством бани. Ну ладно, достаточно тепло, и жить можно и в палатках, но мыться и бегать до ветра не прямо рядом с готовящейся едой? И это после всех приказов и напоминаний! Кошмар! Неудивительно, что и среди офицеров куча больных.
Потому самый первый приказ мой отнюдь не о подготовке личного состава к бою. О нужниках и пище. «Каждый ротный командир, замеченный в небрежном отношении к гигиене и продовольствию нижних чинов и вообще в незаботливости о них в обширном смысле слова, должен… отрешаться от должности».
Пришлось даже указать, какого вида и на каком расстоянии рыть общественные туалеты, а потом лично посещать их с проверками, как и солдат у костров, и инспектировать качество питания, снимая пробу. С моим приходом все стали выдавать по норме. И два фунта хлеба, и фунт мяса в день, и даже овощи.
Естественно, по закону подлости именно в моем полку полевых кухонь не оказалось. Точнее, они были раньше, сам передал в бытность еще снабженцем за счет фонда купеческого. А под Азовом всего одна для начальства и приближенных оказалась. Другие исчезли в неизвестном направлении. Пришлось устроить целое следствие, да толку мизер. Доказать продажу не удалось. Правда, всех имеющих отношение к поставкам и продовольствию, еще не удравших из полка, сменил, загнав на строевые должности.
Документация и хозяйственные суммы полка — это вообще песня. Трудно ожидать полнейшей честности от российского гражданина, особенно когда казна нередко задерживает полагающиеся выплаты. Есть все же существенная разница между вынужденным поиском средств, когда затыкают финансовые дыры, и откровенным воровством. Шумахер из Академии наук относился скорее к первой категории, а бывший командир полка ко второй. Это стало ясно уже при беглом просмотре бумаг и беседах.
Точную сумму вряд ли удастся установить, но по моим прикидкам за последние четыре года и без полевых кухонь он положил в карман около шести тысяч рублей, получая годовое жалованье семьсот восемьдесят. Хотя, безусловно, тут имеется преувеличение. Часть сумм внешняя, то есть закупки проходили не в указанном размере или другого качества. Наверняка приходилось делиться или отстегивать на взятки. С другой стороны, я мог многого и не заметить. Уверен, еще больше исчезло в ему одному известном направлении.
Часть махинаций оказались внутренние. За счет личного состава. Тут он уж и вовсе не стеснялся. Завышение численности личного состава и ремонтных денег выявить задним числом достаточно сложно. Ну, это дело не новое. Все норовят, особенно в военное время. Причем пару раз изображал отца солдатам, выдав в общем размере целых сорок рублей на хозяйственные нужды полка лично своих. Неплохой размен — свистнув тысячи, за их же счет показательно выдать десятки.