— Это война, и на ней без смертей не бывает. А кому жить или умереть, решать не нам. Другой под огнем целый, а товарищ на ровном месте упал и шею свернул. Это я сам видел. Кисмет. Судьба, значит, такая. А правильная цель командира всегда одна: достижение победы с наименьшими потерями.
— И как мне этого добиться?
— А я на что?
Действительно, чего я раскис. Уж он должен во многом разбираться. А дальше поглядим. Все мои предприятия начинались с пустого места и без настоящего опыта. Половина офицеров не только военных училищ не заканчивали и в мирное время не особо утруждались службой. И ничего, воюют, и никто не ставит под сомнение их компетентность. Разве я хуже?
— Вот, — довольно объявил Геннадий, пинком отправляя к моим ногам оборванного типа, — поймали доглядчика.
За спиной у него привычно маячили бандитские рожи Федек. Кривого и спросонья не перепутаешь. Молча отмахнулся от часового. Все в порядке. Тот исчез, прикрыв за собой пологом вход в палатку.
— Это надо было обязательно проделать посреди ночи? — душераздирающе зевая, спрашиваю, не пытаясь изображать грозный вид. Раз уж приволок, создал себе труд часового отодвинуть, значит, смысл есть. Только от того не легче. И так со всеми полковыми заботами сплю часа три в сутки. Скоро стоя дремать начну и сам не замечу. Даже в Петербурге столько времени не отнимали заботы. Там за месяц новый завод не строился. — Зачем мне сдался этот армянин?
— Он вполне себе русский, — ощутимо пнув сапогом по заднице распростертого у моих босых ног человека, возразил геройский крестник.
— Афанасий я, Груздин, — поднимая голову, сообщил арестант. — Русский. — И он перекрестился, причем двумя пальцами. Гена бдительно надавил ногой, не давая распрямиться и держа в положении ничком. — И не прознатчик, честный человек.
Не солдат, без мундира. Лицо смуглое и нос с горбинкой. Натуральный кавказец, только без их одежек. Скорее городской. Не зря его принял за армянина. А говорит без явного акцента. Может, из рабов или потомок прежних жителей Азова.
— Из некрасовцев он, — поставил в известность Гена, решив окончательно сомнения. — Поймали, когда из крепости утек.
— Так я за постами и не прятался, открыто шел, — возмутился схваченный.
Про некрасовцев я уже в курсе. После Булавинского восстания несколько тысяч донских казаков во главе с атаманом Игнатом Некрасовым ушли на Кубань и, приняв подданство татарских ханов, получили место для расселения. Анна Иоанновна предлагала «игнат-казакам» вернуться на родину, пообещав забыть их «измену» и дать землю. Пока возвращенцев не особо заметно. Точнее, их не существовало. Неужели первая ласточка? Хотя с таким же успехом может оказаться провокатором или имеющим некие личные причины смыться из Азова.
— Молчи, скот, пока не спрашивают.
— Не лазутчик я! — обиженно вскричал Афанасий. — К вам шел.
— Это к кому? — удивляюсь. Неужели про меня уже и на той стороне мужики ведают?
— К русским, — обламывая в надежде на широкую известность в мире, доложил перебежчик. И то, раскатал губу, ожидая «к тебе». Он к этикету явно не приучен, выкать не умеет. — К армии. Сведения важные имею.
— Садись, — приглашаю, кивая крестнику.
Тот понятливо отступил, но смотрит бдительно. Ежели че, секир-башка в момент сделает. За ним не заржавеет. Ассасины в старые времена тоже норовили прокрасться и войти в доверие. А потом чик, и лезвием по горлу. Правда, не тот у меня уровень, подсылать ко мне наемных убийц. Да и никто не мог заранее знать, когда схватят и куда приволокут.
— Гена?
— Кривой! — подзывает тот. На себя брать допрос не захотел.
Старший Федор подошел и нехорошо хмыкнул. Всем своим видом он красноречиво сообщал о нелюбви к пленному и готовности его порвать. Рука на рукояти сабли, вторая сжимается, будто душит кого. Единственный глаз горит жуткой злобой. Если изображает, большой артист.
— Где живешь? — быстро спрашивает мой знаток здешней жизни.
— У Темрюка. Чирянский городок.
Последовала целая серия вопросов, заставляющая меня с завистью вздохнуть. Натуральный допрос в полиции. Тайной канцелярии стоит взять парочку уроков. Со скоростью пулемета, возвращаясь и переформулируя иначе для проверки, не давая опомниться, выяснялась родословная, занятия, участие в боевых действиях и набегах.
В одном месте заинтересовался всерьез, явно имел общих знакомых и в том бою на разных сторонах присутствовали. Забавное зрелище. Еще немного, и обнимутся, будто не стреляли друг в друга. Потом переключатель сработал, и опять понеслось про современный Азов и с ним связанное. Минут через двадцать казак хмыкнул еще раз.
— Не врет. Только, может, и засланец.
— Рассказывай, Афанасий, — разрешаю, — чего торопился к нам, и в подробностях.
Он сглотнул и принялся излагать. Настоящая осада, по его словам, началась от первых апрошей. То есть более ранее сидение в Азове вообще в расчет не принимали, имея достаточно свободное сношение с татарами и турками. Фактически чуть свыше месяца прошло. Ни одной бреши наши ядра в стенах не сделали, несмотря на тысячи выстрелов осадных батарей и речных прамов — плоскодонных артиллерийских судов. Однако весь город превращен в развалины, от недавнего попадания бомбы в Азове взорвался пороховой погреб. Взрывом было разрушено пять мечетей, сто домов и погибло около трехсот человек.
Ага, вот так ровно три сотни убитых и сто домов. А до того момента ни один из них не пострадал. Восток. Чем побольше скажут, тем уважения заметно добавится. А сейчас он мне, то есть русским, льстит. Разве про мечети не врет.
Самое важное — уничтожены продовольственные склады. Люди устали и пали духом. Гарнизон до осады составлял добрых шесть тысяч человек…
В этот момент я вспомнил о своих прежних пессимистических мыслях. В начале осады русская армия имела не более десяти тысяч человек, сегодня примерно двадцать пять. По науке, если я правильно помню, численность штурмующих должна превышать в три раза численность осажденных. При уцелевших стенах приказ о взятии Азова приведет к серьезнейшим потерям. Нет уж, желательно и дальше долбить артиллерией, а не рваться на приступ.
— Полторы тысячи из гарнизона убиты, девятьсот умерло от болезней, и еще тысяча двести погибло жителей города, — гладко излагал перебежчик.
— Надо думать, лично пересчитывал, — прерываю с сарказмом. — Откуда ему такие вещи знать?
— По расходу продовольствия, — несколько удивленно отвечает он. — С едой плохо, и пайки старательно фиксируются. А имея хороших знакомых… В общем, настроение в городе тяжелое, — получив одобрительный кивок, продолжает: — Турки готовы на определенных условиях уйти. Ну, как почетно делают, с оружием, знаменами, и чтобы никаких препятствий всем желающим оставить Азов из жителей. Только им нужен хороший предлог. Штурм, позволяющий оправдаться перед высоким начальством. Никому неохота в качестве оценки заслуг получить отрубленную голову. Форштад практически разрушен.