— Откупная система, — сказал Андрей, — крайне неудачна и ведет к регулярным злоупотреблениям. Передача откупщикам в пользование принадлежавшие государству кружечные, кабаки и магазины, тем паче позволение на открытие питейных домов, где и сколько пожелают, вредны для народа. Продажу разрешить поутру с девятого часа и продолжать пополудни до седьмого часа, а затем велеть запирать.
Да уж, иные вещи и колом не вышибить. Отец у него крепко пил, оттого и помер раньше срока, оставив семью в нищете. Раньше я не замечал, а видимо, в нем злоба на кабаки осталась. Да и не закладывает Андрей практически. Так, изредка за компанию, но всерьез поддатым никогда его не видел.
— До тех пор пока не умножится количество казенных винокуренных заводов, оставить все как есть. На иностранные вина увеличить пошлину, дворянам позволить для личного пользования напитки гнать, однако ж не на продажу. Дать им право на определенное количество производства водки соответственно чину по «Табели о рангах»: первого класса — тысяча ведер, второго — восемьсот, третьего — шестьсот, четвертого — четыреста, пятого — триста, шестого — двести, седьмого — сто пятьдесят, осьмого — сто, девятого — девяносто, десятого — восемьдесят ведер.
— А совсем запретить питие крепких напитков? — с интересом спрашиваю.
— Вовсе не допускать невозможно и вызовет неудовольствие и продажу во множестве мимо казенных заведений, — отчеканил Андрей. — Запретительные меры всегда ведут к повсеместным нарушениям. Человек русский, — подумал мгновенье, — да и любой, привык ловчить и не откажется по праздникам выпить. Только надо приучать его в большей мере к пиву да легким напиткам и пресекать расширение продаж крепких.
Интересно, почему это понятно парню из восемнадцатого века и не доходило ни до американцев с их сухим законом в двадцатые годы двадцатого века, ни до наплевавшего на чужой опыт Горбачева. Воистину не надо считать себя самым умным. Тем более с дипломом партийной школы или чего там последний генсек окончил. Хотя хотели же в обоих случаях исключительно хорошего. Здоровья нации, рождения большего количества детей, уменьшения травматизма и брака на производстве.
— Нельзя позволять дворянам конкурировать на данном поприще с остальными. Собственный хлеб и даровой труд крепостных гарантирует низкую себестоимость продукции и выгоду ее сбыта казне.
Ну ясный пень, не об одном государстве озаботился, свои интересы важны не менее. А то его личный заводик может в прогаре оказаться. А рядом с Москвой сбыт огромный. И цена на ведро водки растет прямо на глазах. За мою здешнюю жизнь на гривенник поднялась. И не в войне причина. Продажные цены устанавливает казна, и за превышение грозят тяжкие кары со штрафами.
— Может, сделать тебя дворянином?
— А мне без надобности, — твердо заявил Андрей. — Как выйдет указ, нами написанный, — это он про совместное обсуждение и свое участие, а не намекает на что-то, — в первую купеческую гильдию запишусь.
Минимум капитала, необходимый для записи в третью гильдию, был установлен на уровне пятисот рублей. Капитал от тысячи рублей давал право влиться в ряды второй гильдии, от десяти тысяч рублей — в первую гильдию. Все они станут платить за гильдейское свидетельство однопроцентный сбор от заявленного капитала, освобождаясь от подушной подати.
— Уже обнародовали на коронации.
— Завтра же, — хитренько улыбнулся он. — От рекрутской повинности, постоя солдат и телесных наказаний освобождаюсь. В армию на двадцать пять лет даже офицером идти не требуется. И кому жить лучше, купцу али шляхтичу?
— Под себя советы давал?
— А и так, — гордо заявляет, — сто рублей в казну с объявленного капитала, мало ли?
Давно пора было отделить реальные купеческие семьи от прочих мещан. Заодно и брать совсем другие суммы прямой резон. Ну а льготы — это как бы взамен. Здесь нашел, там потерял.
— А откуда у тебя такие деньжищи, чтобы сразу в первую гильдию? — возмущаюсь. — Не у меня спер?
— Не надо так шутить, — сказал Андрей скорбно. — Я-то вас давно знаю, а кто и не поймет.
Знаю, знаю. Не воровал. По крайней мере по-крупному. Все ваше семейство нынче хорошо устроенное и много чего имеет. И доли в моих предприятиях, и суконное производство, и ссудная контора, не вспоминая уж про картофельные посадки и производство сыров. Еще и Танька, случается, информацию подкидывает. Не зря возле царицы в качестве любимой горничной ошивается. В мое время это называли инсайдерской информацией и судили за использование служебного положения в личных целях. А тут в порядке вещей. Сам неоднократно пользовался.
— Ладно, выкладывай дальше.
— Да, почитай, все сказал, — пожав показательно плечами, заявляет. — Нельзя отдавать в одни руки целые губернии, надо сдавать кабаки поштучно, чтобы устраивать конкуренцию среди желающих.
Это явно в мою сторону поклон. Наверняка всем окружающим плешь проел со своими разговорами о важности состязательности в торговле и производстве. Хитрый жук Андрюха.
— Ну хорошо, а деньги для бюджета откуда брать прикажешь? Население империи обслуживают тысяча триста двадцать четыре городских кабака и семьсот шестьдесят три уездных, по той же справке Остермана.
— Они никуда не денутся, так и останутся. А помимо того нужно в первую очередь позволить не одни питейные заведения, а трактиры с едой. Там под закуску можно и графинчик.
— Это ты про герберы?
Само слово произошло от немецкого die Herberge — «постоялый двор». И сами заведения были неким прообразом ресторанов. Там подавали в основном импортное: столы с кушаньями, кофе, чай, шоколад, табак, виноградные вина и французскую водку.
— И это тоже, но надо по закону разбить трактиры на несколько категорий. Где обслуживание получше, а где и для простых людей. И лицензию выдавать. Я узнавал, сегодня в Петербурге существует несколько десятков трактиров, приносящих казне годовой доход в тысячу шестьсот шестьдесят четыре рубля пятьдесят копеек. Чем плохо?
Дверь распахнулась, и на пороге появилась Стеша с горящими щеками и в строгой одежде. Эти новые платья одно удовольствие. Все подчеркивают и одновременно нигде оголенная кожа не наблюдается.
Очень хорошо понимаю ее чувства. Не предупредил, не направился к ней на встречу, а зашел в дом и неизвестно о чем болтаю с братом. Поспешно поднимаюсь и подхожу. Заглядываю в глаза и целую в лоб.
Она вздохнула и слегка расслабилась. Рост мне достался изрядный, и Стеша макушкой достает до груди. Мог, конечно, и наклониться, но существуют определенные правила поведения. Особенно при посторонних. Сегодня произошел практически скандал. Его еще долго станут обсуждать в доме, учитывая, что даже в постели после всех развлечений и возни она называет меня исключительно по имени-отчеству, проявляя уважение.
— Обед подан в кабинет! — провозглашает, метнув взгляд на брата.
Смысл странного взора остался мне непонятным, как и еле заметное отрицательное движение головы Андрея.