Изабель перебила мать и ясным, чистым голосом провозгласила:
– Макс Лайтвуд.
Магнус заморгал – не только от растерянности, но и из-за какого-то другого чувства, определить которое оказалось куда сложнее. Мир вокруг снова расплылся, грудь тревожно сжалась.
Лайтвуды ужасно заблуждались, и это было смешно, но Магнус все равно растерялся от того, с какой искренностью было сделано это предложение.
Этот ребенок – маг, а здесь все, кроме него и Магнуса, – Сумеречные охотники. Лайтвуд – старая, благородная нефилимская фамилия. Максом звали младшего сына Лайтвудов. Это имя – имя Сумеречного охотника, но никак не мага.
– Или, если вам не нравится, можно… Майкл. Майкл – отличное имя, – в повисшей тишине закончил Роберт. Договорив, он откашлялся и взглянул в чердачное окошко, на деревья, стеной обступившие Академию.
– Или можно дать ему двойную фамилию, – предложила Изабель. Голос ее прозвучал немного громче, чем следовало. – Лайтвуд-Бейн или Бейн-Лайтвуд?
Алек сделал нетерпеливое движение, потянулся к малышу, но так к нему и не притронулся. Ребенок сам поднял ладошку, обхватил крошечными пальчиками палец Алека, словно просясь обратно к нему на руки. С того момента, как Изабель упомянула имя братишки, с лица младшего Лайтвуда не сходила едва заметная теплая улыбка.
– Мы с Магнусом пока что об этом не говорили, и нам нужно это обсудить, – тихо отозвался он. В голосе Алека властность звучала всегда, даже когда его было еле слышно. Магнус заметил, что Роберт с Маризой кивнули в ответ на слова сына, почти неосознанно. – Но я думал и о Максе в том числе.
Только теперь до Магнуса начала доходить серьезность ситуации. Дело не в Изабель и не в ее странных умозаключениях, которыми она заразила остальных. Дело вообще не в Лайтвудах.
Алек тоже думал, что они с Магнусом оставят ребенка себе.
На этот раз у мага действительно подкосились ноги. Он опустился на один из неустойчивых стульев с небрежно брошенной на сиденье подушкой, и понял, что не чувствует своих пальцев. Наверное, это и есть шок.
Старший Лайтвуд снова подошел к нему.
– Мне, конечно, сразу бросилось в глаза, что ребенок синий, – сказал Роберт. – У Алека синие глаза. А когда ты совершаешь… – он сделал странный резкий жест, сопровождая его не менее странным шипящим звуком, – …волшебство, иногда тоже появляются синие огоньки.
Магнус уставился на Инквизитора.
– Я не в состоянии уловить твою мысль.
– Если ты сотворил себе и Алеку ребенка, ты можешь просто сказать мне об этом, – уточнил Роберт. – Я очень толерантный человек. Или… во всяком случае, пытаюсь стать таковым. Очень этого хочу. Уверяю тебя, я бы понял…
– Если я со… сотворил… ребенка? – запинаясь, переспросил маг.
Он даже не был уверен, правильно ли расслышал слова Роберта. До сих пор Магнусу казалось, что Роберт знает, как делаются дети.
– Волшебством, – прошептал Роберт.
– Я, пожалуй, сделаю вид, что ты никогда мне ничего такого не говорил, – наконец ответил маг. – Будем считать, что этого разговора вообще не было.
Роберт подмигнул ему, словно намекая, что они поняли друг друга. Магнус окончательно потерял дар речи.
Лайтвуды между тем продолжали выполнять свою миссию, превращая апартаменты в безопасное для ребенка жилище. Между делом они кормили малыша и все по очереди таскали его на руках. У Магнус все плыло перед глазами, а колдовские огни, разбросанные по всему пространству маленького чердака, сливались в одно сплошное яркое пятно.
Алек хочет, чтобы они оставили ребенка себе. И он хочет назвать его Максом.
– Я видела в вестибюле Магнуса Бейна, а с ним – очень сексуальную вампиршу, – объявила Марисоль, проходя мимо столика Саймона.
Джон Картрайт, тащивший за Марисоль ее поднос, едва не уронил свою ношу.
– Вампиршу? – переспросил он. – В Академии?
Марисоль некоторое время любовалась его перекошенным лицом. Наконец кивнула:
– Очень сексуальную вампиршу.
– Этого еще не хватало, – выдохнул Джон.
– Стало быть, в те времена и ты был не так уж плох, Саймон, – заметила Жюли, когда Марисоль пошла дальше, рассказывая всем желающим сплетню об очаровательной вампирессе.
– Знаешь, – отозвался Саймон, – иногда мне кажется, что Марисоль перегибает палку. Я знаю, что она обожает лезть Джону под шкуру, но вряд ли найдется такой идиот, который поверит в появление в Академии и ребенка-мага, и вампирши в один день. Это уж слишком. Бессмыслица какая-то. Джон, может, и недалекий, но не тупица.
Он ткнул вилкой в горку тушеного мяса на тарелке. Сегодня ужин подали поздно и едва разогретым. Своими сказками о вампирах Марисоль тем не менее заронила ему в голову одну идею. Глядя на еду и вспоминая те времена, когда он пил кровь, Саймон уже начинал думать, что, может, кровь – и не самое худшее из того, что могло бы с ним случиться.
– Да, для одного дня ей и так хватило волнений, – согласился Джордж. – А я вот думаю, что там делает ребенок. А вдруг он умеет цвет менять, как хамелеон? Вот это было бы клево, правда?
Саймон просиял.
– Да, просто класс!
– Да вы психи! – не выдержала Жюли.
Ее слова Саймон воспринял как похвалу. Джордж, кажется, и вправду попал под его влияние: даже купил себе комиксы, когда на Рождество ездил домой. Как знать – вдруг Лавлейс еще станет великим знатоком всяких несуществующих героев?
– Вот уж не везет тебе, Саймон, так не везет, – сказал Джордж. – Я знаю, ты хотел поговорить с Алеком.
Победная улыбка Саймона вмиг потускнела, он уткнулся лицом в стол.
– Забудь об этом. Когда я приперся сказать им о ребенке, я застал их с Магнусом. Если до сих пор я Алеку просто не нравился, то теперь он меня однозначно ненавидит.
В мозгу вспыхнуло еще одно воспоминание, совершенно непрошеное: бледное разъяренное лицо Алека, глядящего на Клэри. Может, Клэри он тоже ненавидел? Может, он не забывал и не никогда не прощал тех, кто хоть раз пересек ему дорогу, и ненавидел их всегда?
Жуткие видения прервала очередная суматоха за столиком.
– Что? Где это было? Когда ты успел? И как? Наверное, Магнус очень атлетичный, но очень нежный любовник, да? – воодушевилась Жюли.
– Жюли! – простонала Беатрис.
– Спасибо, Беатрис, – поблагодарил Саймон.
– Не говори ни слова, Саймон, – попросила Беатрис. – Пока я не достану ручку и бумагу, чтобы записать все, что ты скажешь. Извини, но они знаменитости, а знаменитости должны с пониманием относиться к интересу, который публика проявляет к их личной жизни. А эти двое – они же как Бранжелина [8] .