– Увы, так и есть.
Оба надолго замолчали. Наконец Магнус спросил:
– Можно я тебе кое-что скажу? До сих пор никто никогда не хотел, чтобы я стал его супругом.
Любимые у него, конечно, были и раньше. Но никто из них никогда его ни о чем таком не просил. Да и не стали бы они просить, подумал Магнус с ледяным захлестывающим душу чувством. Оттого ли, что они не могли рассчитывать на верность до гроба? Ведь когда смерть уже унесет их, Магнус по-прежнему будет жить. Оттого ли, что не принимали их отношения всерьез? Или, если сами были бессмертными, думали, что Магнус относится к ним чересчур легкомысленно? Он так и не узнал, почему никто не захотел связать свою жизнь с ним навсегда. Но так оно и было: любимые готовы были умереть за него, но никто не изъявил желания провести с ним все дни своей жизни – столько, сколько отпущено им судьбой.
Никто, кроме этого Сумеречного охотника.
– До сих пор я никому еще не делал предложения, – ответил Алек. – То есть, видимо, это означает «нет»?
Спросил – и рассмеялся мягким смехом, усталым, но счастливым. Алек был из тех людей, кто всегда оставлял тем, кого любит, тропу для отступления или открытую дверь; он всегда старался дать любимым людям все, что они хотели.
Они с Магнусом сидел плечом к плечу, привалившись спинами к колыбельке. Маг поднял ладонь, и Алек перехватил ее в воздухе, сплел свои пальцы с пальцами Бейна. Кольца Магнуса и шрамы Алека сверкали в лунном свете жидким серебром. Оба крепко держались друг за друга.
– Это означает «да»… когда-нибудь, – закончил Магнус. – Для тебя, Алек, ответ всегда будет «да».
На следующий день после занятий Саймон сидел в своей отсыревшей подвальной спальне, сопротивлялся почти непреодолимому искушению отправиться на поиски Изабель и собирал в кулак все свое мужество.
Наконец, поднявшись по куче лестниц, он постучал в дверь апартаментов Алека и Магнуса.
Ему открыл маг. На нем были джинсы и свободная вылинявшая футболка. На руках Магнуса лежал ребенок, а вид у Бейна был совсем уставший.
– Как ты узнала, что он только что проснулся? – спросил маг, распахивая дверь.
– Э-э-э… вообще-то никак, – ответил Саймон.
Магнус моргнул – так медленно, как моргают только смертельно утомленные люди, будто им надо сильно подумать, прежде чем пошевелить веками.
– Ох, извини. Думал, это Мариза.
– Мама Изабель здесь? – воскликнул Саймон.
– Ш-ш-ш-ш! – прошипел маг. – Не хватало еще, чтобы она тебя услышала.
Малыш захныкал – не заплакал в голос, а, скорее, заурчал, как маленький несчастный трактор. Попутно он обслюнявил Магнусу все плечо.
– Извините, что я к вам врываюсь, – сказал Саймон, – но нельзя ли мне переброситься парой словечек с Алеком?
– Алек спит, – отрезал маг и начал закрывать дверь.
Но прежде чем щелкнул замок, из комнаты донесся голос Алека. Звучал он так, словно Лайтвуда застали посреди зевка.
– Нет, не сплю. Уже проснулся. Я могу поговорить с Саймоном.
Он подошел к двери и толкнул ее, чтобы та не закрылась.
– Иди прогуляйся Магнус. Глотни свежего воздуха, взбодрись.
– Я и так достаточно бодр, – запротестовал Магнус. – И не хочу спать. И гулять тоже не хочу. Я прекрасно себя чувствую.
Ребенок замахал пухлыми ручонками в направлении Алека. Лайтвуд удивленно уставился на малыша, но тут же все понял и улыбнулся – внезапной и неожиданно милой улыбкой. Едва оказавшись на руках у Алека, ребенок сразу же перестал хныкать.
Маг шутливо погрозил маленькому пальцем.
– Я нахожу твое поведение возмутительным, – сообщил он и чмокнул Алека. – Я ненадолго.
– Не беспокойся, гуляй сколько нужно, – отозвался Лайтвуд. – У меня чувство, что родители заявятся с минуты на минуту, так что без помощников не останусь.
Магнус ушел. Алек, с ребенком на руках, подошел к окну и прислонился к стене.
– Ну, – начал он, принимаясь укачивать малыша. Рубашка его была измята, явно со сна. Саймону было ужасно неловко – еще и от того, что он, по всей вероятности, разбудил Алека. – О чем ты хотел со мной поговорить?
– Я прошу прощения за то, что случилось на днях, – сказал Саймон.
Сказал – и сразу задумался, а стоило ли упоминать об этом при ребенке. Наверное, в этом его проклятие – все время наносить Алеку смертельные обиды, снова и снова. Вечно.
– Да все в порядке, – ответил Лайтвуд. – Я когда-то вам с Изабель тоже помешал, так что, считай, все по справедливости. – Он нахмурился. – Хотя вы тогда обжимались в моей комнате, так что, строго говоря, ты еще мне должен.
Саймон встревожился.
– Ты вломился к нам с Изабель? Но у нас же не… То есть мы не… Нет? Или все-таки да?
Вот она, моя жизнь, грустно подумал он. Из всего на свете забыть именно об этом!
Алек не горел желанием продолжать разговор, но Саймон просто пригвоздил его к полу умоляющим взглядом, и Лайтвуд, наконец, сжалился.
– Не знаю, – признался он. – Вы как раз срывали друг с друга одежду, если я правильно помню. Но я стараюсь об этом не вспоминать. И ты, по-моему, вел себя так, словно участвуешь в чем-то типа ролевой игры.
– Ух ты ж блин! Прямо в настоящей ролевке? А костюмы были? А бутафория всякая? А может, Изабель и сейчас от меня этого ждет?
– Я не стану это обсуждать, – отрезал Алек.
– Но хотя бы крошечный намек…
– Проваливай, Саймон.
Усилием воли Саймон вырвался из панических мыслей о ролевой игре и взял себя в руки.
– Прости, – сказал он. – То есть прости за неудобные вопросы. И прости за то, что ворвался к вам с Магнусом… э-э… вчера утром. В общем, за все. И прости за то, что между нами что-то пошло не так – неважно, что это было и из-за чего ты злишься. Я, правда, не помню об этом. Но я помню, какой ты, когда злишься, и не хочу, чтобы это продолжалось и дальше. Я помню, что и Клэри тебе не нравится.
Алек уставился на Саймона как на умалишенного.
– Клэри мне нравится. Она – одна из лучших моих друзей.
– Ой… – смутился Саймон. – Извини. Я думал, что вспомнил… Наверное, какое-то неправильное воспоминание.
Алек глубоко вздохнул и признался:
– Нет. Воспоминание у тебя правильное. Сначала я терпеть не мог Клэри. Один раз даже… очень грубо с ней поступил. Толкнул ее на стену, и она ударилась головой. Я тогда еще учился, а она вообще ничего не умела. Да и вообще – я ее в два раза больше.
Саймон пришел сюда, чтобы помириться с Алеком, и оказался совершенно не готов к тому, что ему до жути захочется врезать Лайтвуду. Нельзя этого делать. У Алека ребенок на руках.