Последние пять лет он желал лишь одного – уничтожить Рокли. И это желание не пропало. Но теперь в нем горел новый огонь, такой же яркий. Далтон желал Еву. И хотел, чтобы она ответила ему взаимностью. Ева была для него неизведанной территорией. Она могла не проявить к нему интереса или оказать холодный прием, но Далтон не хотел об этом думать. Ему надо просто сделать так, чтобы мисс Уоррик пожелала увидеть его в своей постели.
Джек посмотрел на свое отражение в зеркале и дал себе зарок, что добьется выполнения всех поставленных задач.
Сердце Джека билось сильно как никогда. Ему казалось, что оно выскочит из грудной клетки и порвет накрахмаленную рубашку. Он беспокойно расхаживал по гостиной в штаб-квартире «Немезиды» и то и дело смотрел на часы на каминной полке. С минуты на минуту должна появиться Ева. От волнения Далтон запустил было пальцы в волосы, но Марко завопил:
– Не трогай их! У тебя все перчатки будут в помаде!
Руки Джека замерли в воздухе на полпути к голове, потом он медленно опустил их и пробурчал:
– Я никогда не привыкну к этой штуке.
Волосы, зачесанные назад и приглаженные с помощью помады, белые перчатки, крахмальный воротничок и манишка, ботинки на скользкой подошве, сияющие, как эбонитовые зеркала, – так одеваются верхи общества, на которых он смотрел в окна и открытые двери, но не люди его сорта.
– А тебе и не надо привыкать, – сказал Лазарус со своего места в кресле у камина. – Это всего на один вечер.
Верно. Это маскировка, придуманная только для того, чтобы он проник на бал в доме какого-то джентльмена и нашел там Джиллинга. А потом они перейдут к следующему пункту их плана. Сегодня вечером многое может пойти не так. Джека могут не пустить на бал. Или Джиллинг не придет. Или придет, но поднимет крик на весь дом, как только Джек сделает свой ход. И тогда расследование темных делишек Рокли может провалиться, оставив их ни с чем. Но что по-настоящему, до оцепенения, страшило Джека, что заставляло его сердце оглушительно стучать, так это ожидание Евы. Как она отреагирует, когда увидит его в новом вечернем наряде? Рассмеется? Скажет какую-нибудь колкость про медведя, которого засунули в шелк и шерсть? Далтона не должно было волновать, что подумает Ева, но его это волновало.
На лестнице послышались шаги. Мужские и женские. Это пришли Ева с Саймоном: через дверь слышались их приглушенные голоса. Джек перестал расхаживать по комнате и остановился на середине. Он чувствовал себя большим и неуклюжим, неуверенным. Однако, когда открылась дверь и появилась Ева, он расправил плечи и поднял голову.
Ева внезапно остановилась, так резко, что Саймон чуть не налетел на нее. Видя, что она не проходит дальше, Саймон бочком обошел ее и вошел в гостиную. Но что блондин делал после этого, Джек понятия не имел. Он видел только Еву. У него было такое ощущение, будто кто-то ударил его в грудь. Сильно ударил. Он не мог ни вздохнуть, ни заговорить – только стоять и смотреть на нее.
На Еве было платье из блестящей золотой ткани, отделанное темно-синими бархатными лентами. Перед платья украшали сверкающие золотые бусинки. К волосам, уложенным в изысканную прическу, был приколот букетик из свежих роз с бледно-желтыми лепестками. Глубокое декольте открывало изгиб плеч, и даже в резком свете газовых ламп ее кожа сияла, как жемчуг. В ушах поблескивали серьги, переливающиеся при каждом повороте головы.
Это был не самый роскошный наряд, какой он только видел: на платьях дам на вчерашнем балу у Бекуита было больше оборок, бантов и бусин, но, ей-богу, Джек никогда не видел более прекрасной женщины, чем мисс Уоррик.
– Я вижу… – голос Евы прозвучал хрипло, и она откашлялась. – Я вижу, Олни успел сшить твой костюм вовремя. Он сделал это… превосходно.
В штаб-квартире «Немезиды» не было зеркала в полный рост, поэтому Джек видел себя частями в маленьких зеркалах и понятия не имел, как он выглядит. Но, судя по тому, как Ева на него смотрела, он выглядел как сочный стейк, а она умирала с голоду. Ее глаза скользили по его фигуре, и Джек чувствовал себя так, как если бы она сняла перчатки и водила руками по его телу. Ее одобрительный взгляд задержался на плечах, потом двинулся ниже, к груди, потом еще ниже. Ева облизнула губы. В ответ на этот жест его мужское естество начало твердеть, упираясь в шерстяную ткань.
Джек стиснул зубы, чтобы не застонать в голос. Если до этого он чувствовал себя неловко, то теперь его переполняла мужская уверенность. Ему нравилось, как Ева на него смотрела. Ее взгляд был непристойным, если взгляды вообще могут быть такими. А мысли, которые вертелись у него в голове, были откровенно неприличными. Надела ли она шелковые панталоны? Какие они – белые, бледно-голубые? Простые или отделанные лентами? Джеку хотелось задрать подол ее юбки и узнать все ответы самому.
– Какое красивое платье, – сказала Харриет.
На щеках Евы выступил румянец. Харриет посмотрела на Джека, который все еще не мог пошевелиться или хотя бы заставить свои мозги работать, и подмигнула:
– Если бы платье могло быть оружием, то твое было бы пулеметом Гатлинга.
Джек, скорее, чувствовал себя так, как будто его сбили с ног кувалдой.
– Харридан, когда мы увидим тебя в чем-нибудь вроде этого? – со смешком спросил Лазарус.
– Радуйся, что никогда, – парировала Харриет. – Потому что если бы ты увидел, то умер бы на месте от экстаза.
Саймон протянул Еве отпечатанную карточку.
– Предъявите это приглашение дворецкому, и вас пропустят в дом. Но будьте очень осторожны, не потеряйте его.
– Должно быть, это большая ценность. Как ты ее раздобыл?
– Это искусство, которое выглядит не как искусство, – ответил блондин. – Итальянцы называют это спреццатура.
– У тебя отвратительное произношение, – поморщился Марко и повторил это слово.
Джек не мог не признать, что, сказанное Марко, оно прозвучало как музыка.
– Эта карточка поможет вам только попасть внутрь, – продолжил наставления Саймон, – остальное зависит от вас. – И он выразительно посмотрел на Джека. – Благородное поведение строго обязательно.
Было совершенно ясно, что хотя Саймон многим помог Джеку во время примерки, он все еще ему не доверял. Ну и ладно, Джека это вполне устраивало. Он тоже не доверял Саймону.
Джек закатил глаза.
– Ну вот, а я-то планировал устроить посреди зала соревнования, кто громче рыгнет.
– В следующий раз, – сказала Ева и посмотрела на часы.
Джек снова поразился тому, какая же у нее изящная линия шеи. Не укрылись от его взгляда и округлости ее груди, открывающейся в глубоком вырезе платья. Он представил, какая она нежная и упругая, и ему до боли захотелось к ней прикоснуться, взять их в руки, подразнить соски, пока они не станут твердыми, как бусинки.
Проклятье! Если и дальше так пойдет, он весь вечер будет расхаживать по бальному залу во всеоружии. Нужно взять себя в руки.