– Что происходит между Лазарусом и Харриет? – вдруг спросил Джек. – Они язвят друг над другом так же регулярно, как в соборе Святого Павла бьют колокола.
Ева тихо хихикнула.
– Всем ясно, что они друг к другу неравнодушны, но оба слишком упрямы, чтобы это признать.
– Почему, что в этом плохого?
– Не очень хорошо, если между оперативниками «Немезиды» будут романтические отношения. Но, думаю, дело еще и в том, что они боятся.
– Из-за того, что у тебя такая боевая подготовка?
Ева надула губы.
– Что, если один из них проявит инициативу, признается в своих чувствах и будет отвергнут… думаю, ни Харриет, ни Лазарус не хотят рисковать, боятся испытать боль разочарования. Поэтому они просто подтрунивают друг над другом и тем самым очень развлекают всех нас.
Некоторое время Джек молчал.
– Если они друг друга хотят, – наконец произнес он, – то черт с ними, с правилами, и с тем, что потом может быть больно.
Ева невольно приподняла брови.
– Ты правда так думаешь?
Он пожал плечами.
– Жизнь имеет обыкновение ускользать между пальцев и оставлять тебя ни с чем. Может, если нам дается шанс на что-то хорошее, надо хватать его двумя руками?
Не зная, что ответить, Ева поднесла к губам бокал с шампанским. Имел ли Джек в виду только Харриет и Лазаруса или нечто большее?
«Черт возьми, я не могу думать об этом сейчас!»
Наконец Ева тихо сказала:
– Джиллинга все еще не видно.
– Если он старается тереться среди аристократии, – ответил Джек, – он придет.
Они продолжили неторопливо прогуливаться по залу, наблюдая за представителями высших слоев британского общества.
– Посмотри вон на ту женщину возле чаши с пуншем, – прошептала Ева. – В зеленом атласе и бриллиантах. Она три раза откупалась от шантажиста, чтобы никто не узнал о ее сыне, которого она родила до того, как вышла замуж.
– А вон тот тип со снобистским видом возле третьего окна? – сказал Джек. – С большим животом и кустистыми бакенбардами.
– Это сэр Денхол Браунтон.
Ева вспомнила, что он баронет и испытывает особенную ненависть к идеям, направленным на оказание помощи бедным.
– Он платит шлюхе двадцать фунтов за то, чтобы она его порола. Во всяком случае, пять лет назад платил, – добавил Джек. – Может быть, теперь цена выросла до тридцати фунтов.
Ева мрачно улыбнулась.
– Секреты. Они здесь есть у всех, начиная от застенчивой дебютантки и заканчивая почтенным патриархом.
Секреты были самые разные – сексуальные извращения, финансовые нарушения, постыдные пристрастия, кражи.
Джек фыркнул:
– Глядя на них, никогда не догадаешься. Они дефилируют тут с таким важным видом, как будто, когда они чихают, у них из носа сыплется золото.
– Когда я ходила с моими родителями выпрашивать пожертвования, – сказала Ева, глядя на танцующих, – я подозревала, что у светского общества два лица. Позже, когда я вступила в «Немезиду», поняла, что их намного больше. И ни одно из них не настоящее.
– Но люди вроде нас, – сказал Джек, – знают, кем они являются на самом деле.
– Они не такие уж плохие, – заметила Ева. – Всего лишь несовершенны. Как и все люди.
– Несовершенны?
– Им свойственно совершать ошибки.
Лицо Джека помрачнело.
– Да. Видит Бог, я совершил их множество.
По залу поплыли первые такты вальса. Пары стали занимать места на полу. Когда-то вальс считался неприличным танцем легкомысленных женщин и мужчин сомнительного морального облика, но все изменилось. Теперь незапятнанные дебютантки держались за руки и плечи холостяков с безупречной репутацией под одобрительными взглядами родителей. Пары закружились в ритме вальса, и Ева не могла не признать, что эта карусель из светлых шелков и темных вечерних костюмов представляла собой очень красивое зрелище. Танцы входили в программу аристократов, поэтому каждый двигался по залу с точностью механического прибора. Дамы, как юные, так и не очень, сияли, глядя на лица своих кавалеров, а джентльменам дозволялось не только положить руку на спину дамы, но поговорить с ней в относительном уединении. Идеальная обстановка для ухаживания и флирта.
Глядя на кружащиеся пары, Джек заметил:
– У нас в Бетнал-Грин танцы были малость погрубее.
– Я тебя потом научу. – Как только у Евы вырвались эти слова, она вдруг поняла, что ей было бы приятно учить Джека танцевать вальс. – Ты, наверное, прирожденный танцор.
Возможно, так оно и есть, ведь, несмотря на крупные размеры, Джек двигался с удивительной ловкостью.
– Согласен брать уроки, – сказал он. – Если это означает, что я смогу время от времени заглядывать в вырез твоего платья.
– Очень поэтично, Джек. – Ева притворно вздохнула.
Губы Далтона сжались в жесткую линию.
– Я не умею говорить красивые льстивые слова, – грубовато сказал он. – Я только знаю, что мне нравится на тебя смотреть.
Щеки Евы запылали. Такие простые слова, да еще и сказанные грубым тоном, подействовали на нее гораздо сильнее, чем она могла ожидать.
Пока Ева силилась придумать, что ответить, к ним подошел джентльмен средних лет с густыми белыми бровями и увешанной медалями лентой на груди. Он выглядел несколько озадаченным.
– Лорд Чалтон, – сказала Ева, приседая в глубоком реверансе. Потом выпрямилась и протянула барону руку. – Для меня большая честь получить ваше приглашение.
Он склонился над ее рукой, но по-прежнему выглядел сбитым с толку.
– Это для меня честь, э-э…
Ева рассмеялась, словно в ответ на шутку, потом ее смех медленно стих, как если бы она вдруг поняла, что он не шутит.
– Миссис Уортингтон, – подсказала Ева. – Элоиза Уортингтон. Из Олнука. Вдова Лоуренса Уортингтона. Помню, он с такой теплотой вспоминал вас и ваши с ним времена в Кембридже, вы вместе побеждали, выступая за лодочный клуб колледжа. Вы, конечно же, не забыли!
Несколько мгновений барон молчал, но Ева мило улыбалась ему, совершенно уверенная, что ее покойный муж и Чалтон провели много часов, гребя в одной лодке в Кембридже. Наконец барон кивнул.
– Миссис Уортингтон, конечно. Я рад, что вы смогли прийти.
И с опаской покосился на Джека.
– Надеюсь, с моей стороны было не слишком самонадеянно привести друга, – сказала Ева, улыбаясь. – Лорд Чалтон, это мистер Джон Даттон из Сиднея. Вы слышали о «Даттон Кеттл Компани», конечно.
Джек бесстрастно протянул руку для рукопожатия.