– Нет-нет, к чему такие жертвы, если вы рассматриваете это как мучение? Просто мне, как и большинству, занятие любовью казалось весьма приятным.
– Я не жду ни мучений, ни удовольствий. – Она замолчала, стараясь обуздать страх, от которого перехватило горло, а все нутро завязалось в тугой узел. – Вообще ничего.
– Понимаю, но я имел в виду, что, возможно, смогу изменить ваше мнение. И ничего другого.
Это прозвучало холодно, и да, она была холодна: желание, которое испытывали другие женщины, было убито в ней раз и навсегда.
Она глотнула шампанского, собираясь с духом, и сказала:
– Я готова отдаться вам, чтобы сделать наш брак легальным, но только однажды. Потом вы можете спать с кем захотите, я не стану возражать.
– Вы далеко не первая женщина в истории человечества, которая делает подобное заявление, – заметил он сухо, – но первая, кто действительно так думает.
– Да, я так думаю. – Она хотела быть честной, насколько это возможно. – Если вы согласны на мое предложение, мне хотелось бы поставить все точки над «i»: я не хочу вас.
– Это я понял. Но можно спросить почему? – Он глотнул шампанского. – Вы, случайно, не лесбиянка?
Она посмотрела на него с таким искренним недоумением, что он смущенно кашлянул и пояснил:
– Я имею в виду… возможно, вы предпочитаете женщин?
– Господи, нет! – возмутилась Эди и снова ощутила, как жар бросился ей в лицо.
Будь проклята эта ее способность краснеть, которая безошибочно показывала каждому, когда она смущена!
– Почему вы так решили?
– Просто во мне говорит мужская гордость – во всяком случае, это как-то объяснило бы ваши слова «я не хочу вас». Что ж, если и женщины вам не интересны, я еще больше обескуражен. – Он помолчал секунду-другую, покачивая бокал и наблюдая за ней. – Но, должен сказать, весьма и весьма заинтригован.
Она проглотила комок в горле.
– Ничего интригующего во мне нет – напротив, все предельно просто.
– Извините, но не могу с вами согласиться. – Он допил шампанское и потянулся за бутылкой, чтобы снова наполнить бокал. – Должен сказать, что таких загадочных девушек мне никогда не приходилось встречать. Вас окружает аура недоступности, нечто вроде «нет-нет, не прикасайтесь ко мне», что еще больше разжигает у мужчины желание.
Ее будто обдало ледяной водой, но она спрятала страх под маской обворожительного пренебрежения.
– И на какой результат вы рассчитываете? Что я упаду в ваши объятия?
– А вы, как я понимаю, этого не хотите? Что ж, досадно. – Он сделал паузу, наполняя бокал, и снова окинул ее взглядом с головы до ног. – Только мне почему-то кажется, что под холодной расчетливой оболочкой бушует настоящий огонь.
– Нет, вы ошибаетесь! – Эди подняла голову, встретив его насмешливый взгляд с твердой решимостью. – Если вы попытаетесь убедиться в этом, ваш доход будет урезан так быстро, что и глазом не успеете моргнуть.
– Не слишком ли сурово? – пробурчал Маргрейв, отставляя бутылку. – Может, все-таки поделитесь, что заставило вас пойти на этот шаг? Какой-то вертопрах разбил ваше сердце и с тех пор оно заперто на замок?
Она отвернулась, не желая отвечать, но все равно чувствовала его взгляд. И вдруг ей пришло в голову, что лучше рассказать все как есть, прежде чем он узнает эту историю от кого-то еще.
– Фредерик Ван Хозен – так звали того мужчину. Я знала его всю свою жизнь, хотя наши семьи вращались в разных кругах. По глупости и неосмотрительности однажды я вообразила… что возникший интерес ко мне был не просто интересом. Мы были… вместе, и вскоре весь мир узнал об этом. И теперь моя репутация погублена окончательно…
Это была тщательно отредактированная версия случившегося, но и она вызвала в нем бурю негодования.
– И он не женился на вас? Негодяй!
– Да, и слухи об этом уже начали просачиваться сюда. Я испорченный товар, – усмехнулась она горько. – И справедливости ради вы должны это знать.
– То есть вы, увидев меня, навели справки, а потом, решив открыться, последовали за мной сюда в надежде, что я сделаю то, что не сделал он, и тем самым спасу вашу репутацию? А если откажусь, то появится ваша разгневанная мамаша и заставит меня проявить благородство?
– Нет. Мама умерла два года назад, и мое предложение исходит только от меня. Если вы откажетесь – что ж, ваше право. Конец истории.
– Как мне представляется, титул герцогини дает вам возможность отомстить этому Ван Хозену и не позволит насладиться вашим падением. Но это весьма непросто – быть герцогиней. Это вовсе не безмятежное времяпрепровождение вроде купания в роскоши, как думают американцы.
– Дело не в роскоши и даже не в спасении моей репутации. Я не хочу, чтобы кто-то контролировал мою жизнь и руководил мною. Мне нужны независимость и самостоятельность.
– Но будучи моей женой, вы станете ответственны передо мной.
– Нет, потому что я, а не вы, буду осуществлять контроль над финансами. Этот пункт тоже войдет в соглашение, которое вам придется подписать.
– Я вижу, вы все тщательно продумали. Но скажите, почему независимость и самостоятельность столь важны для вас?
– Это вас не касается, и если вы и дальше намерены задавать подобные вопросы, то нашей сделке конец.
– Прекрасно. Что ж, если я смогу спасти своих близких от нищеты, то, полагаю, мне не следует проявлять излишнего любопытства.
– Значит, вы принимаете мое предложение?
– Я был бы настоящим безумцем, если бы отказался. И несмотря на ваш героический порыв лечь со мной в постель, пусть и один-единственный раз, дабы закрепить легальность нашего брака, я не намерен вас принуждать: предпочитаю заниматься любовью с женщиной, которая хочет этого.
Глубокий вздох облегчения не остался незамеченным, и его ответ последовал незамедлительно:
– Ваша способность задеть мое самолюбие поразительна. Но, несмотря на это, я обязан предупредить, что неосуществление брачных обязательств, согласно британским законам, не является достаточной причиной для расторжения брака.
– Но вы же сами утверждали обратное?
– Не совсем так. – Он пожал плечами. – Просто было интересно понять, как далеко вы готовы зайти, чтобы получить желаемое. И теперь мне все ясно.
Несмотря на облегчение, она не могла не покраснеть от смущения.
– Мне не хотелось лгать.
– Напрасно. Если вы собирались обрести мужа среди английских аристократов, то ложь – это первое средство. Мы все постоянно лжем друг другу: чтобы сохранить лицо или просто из вежливости, а порой и преднамеренно. Да мы просто понятия не имеем, как обходиться без лжи.
Она достаточно долго пробыла в Англии, чтобы признать, что в его словах есть зерно правды, но не могла не уловить в них горечи. Впрочем, это не ее дело.