– Эди, боюсь, что-то не так с твоим зрением. Твоя грудь совершенна, дорогая.
Он отпустил ее запястья, и она решилась наконец открыть глаза и посмотреть на него.
– Хочешь, я скажу, на что они похожи? – Он нежно улыбнулся ей, и она испугалась, что опять расплачется. – Поскольку сама ты не можешь оценить их по достоинству, придется мне.
Его ладони нежно легли на ее груди.
– Они маленькие? Да. Но совершенной формы. – Кончики пальцев легонько сжали ее груди. – Они такие красивые: цвета сливок, с золотистыми крапинками на дивной бархатистой коже… А эти розовые соски?
Она наблюдала за выражением его лица, пока он все это говорил и в то же время ласкал ее груди, и не могла уличить его во лжи. Никогда прежде она не чувствовала себя красивой, вплоть до этого момента. Радость переполняла ее, радость настолько бурная и яркая, что стремилась вырваться наружу сверкающим фейерверком.
– Твои груди совершенны, Эди, – шептал Стюарт, сжимая соски, и томительный жар разливался по ее телу, затмевая разум. – Они роскошные, дорогая, и я хотел бы ласкать их, сосать и целовать часами. Но, боюсь, мы теряем время. Не знаю, сколько еще смогу сдерживаться, прежде чем сниму с себя все.
Он взял ее за руку и повел к постели, помог лечь и взялся было за пояс брюк, но она остановила его:
– Позволь мне?
– Не думаю, что…
Эди удивило его сопротивление.
– Теперь моя очередь спросить, что не так. Ты не хочешь, чтобы я раздела тебя?
– О, страстно хочу, но… – Его явно что-то смущало. – Должен тебя предупредить, что… – И снова возникла пауза, на этот раз он кашлянул пару раз, потом заговорил снова: – Понимаешь, моя нога… это не то, что стоит показывать женщине. Боюсь, ты будешь в шоке от увиденного.
И в этот момент Эди поняла, что никогда не любила его больше, чем сейчас.
– Я ведь позволила тебе смотреть. Разве нет?
И Стюарт сдался:
– Хорошо, но помни: я тебя предупредил.
Эди опустила глаза, и при виде его возбужденного мощного пениса почувствовала едва ли не болезненные спазмы внизу живота, а еще глубокую, страстную нежность. Ее взгляд опустился ниже, к шрамам, которые пересекали его правое бедро. Эти уродливые белые рубцы наводили на мысль о той боли, которую ему пришлось испытать.
Ей захотелось прикоснуться к нему. Она пробежалась кончиками пальцев по шрамам и ощутила, как его тело отозвалось дрожью на эту несмелую ласку.
– Я люблю тебя. – Услышав в ответ вздох облегчения, она прижалась губами к одной из неровных белых линий. – Я очень тебя люблю.
Он простонал в ответ, и рука, перебиравшая ее рыжие волосы, мягко отодвинула ее голову.
– Господи, Эди, не надо. Не знаю, сколько еще смогу выдержать эту пытку.
– Но зачем? – Она откинулась на подушки, увлекая его за собой.
Он лег на бок, опершись на локоть.
– Потому что сначала мне хочется кое-что сделать…
Свободная рука опустилась ей на грудь, пальцы сжали сосок, затем скользнули ниже, к животу, еще ниже…
Ладонь нежно сжала пушистый холмик, а палец пробрался между завитками к складочкам ее плоти и остановился. Они не отрывали глаз друг от друга. Ее взгляд сказал ему «да», и он начал ласкать ее нежную влажность медленно и осторожно, пока ее дыхание не превратилось в прерывистый поток горячих вздохов и стонов, а тело – в сонм лихорадочных неуправляемых движений. И тогда он нажал на крошечный бутончик в ее святая святых, и она зашлась в крике, снова и снова повторяя его имя, пока одна волна наслаждения сменяла другую, омывая ее и доводя до неописуемого блаженства. И она беспомощно раскинулась на подушках, голова откинулась назад.
Он склонился над ней и вобрал ее крики в свой рот.
– Я хочу войти в тебя, – пробормотал Стюарт, продолжая ласкать ее рукой. – Ты хочешь этого? Пожалуйста, скажи «да».
– Да, – не открывая глаз, выдохнула Эди. – Да!..
– Тогда оседлай меня.
Он помог ей, приподняв за талию и усадив так, что она развела колени и вобрала его мощное копье в себя.
Он заполнил ее до отказа, мощный, горячий, влажный…
Ощущение, абсолютно новое для нее, было таким захватывающим, таким восхитительным, что она застонала, расслабив бедра. И тут же услышала ответный стон. Его бедра рванулись к ней, побуждая продолжать. Инстинктивно чувствуя, чего он ждет от нее, она начала двигаться: вверх-вниз, вверх-вниз… – постепенно ускоряя ритм…
– Да, Эди! – Он уже не мог говорить, только хрипел, его тело вздрагивало, все сильнее прижимаясь к ней. – О господи, да!..
Они двигались в едином ритме, и она наслаждалась, оттого что доставляет ему удовольствие, наблюдая за его лицом. И когда он подошел к завершению, она почувствовала последний мощный толчок и последовала за ним к сверкающему пику наслаждения. И потом, когда они лежали рядом на белоснежных простынях, вздох, слетевший с ее уст, содержал все, что она чувствовала, всю ее любовь к нему.
– Стюарт…
– Прости, больше никогда не буду руководить.
– Нет, будешь. – Она перевернулась на бок, взглянула на него и улыбнулась. – Иногда.
– Почему ты постоянно таскаешь еду из моей тарелки? – проворчала Эди, когда Стюарт стащил очередной ломтик бекона и засунул в рот.
– Потому что, когда Ривз приносит тебе завтрак, я всегда нахожусь в твоей постели. – Он усмехнулся, не особо раскаиваясь, и потянулся за очередным кусочком.
Она недовольно передернула плечами.
– Ты можешь распорядиться, чтобы твой поднос с завтраком приносили сюда, – сказала она и взяла свежий номер «Дейли скетч», который, как обычно, лежал на подносе рядом с едой.
– Разумеется, мог бы. Но разве так не забавнее? – Стюарт придвинулся поближе, чтобы поцеловать ее, но она, хоть и позволила, шлепнула его по руке, когда он снова потянулся к ее тарелке.
– Что ж, придется распорядиться, чтобы и мне принесли завтрак, раз уж ты такая жадина. – Со вздохом Стюарт протянул руку к звонку, чтобы позвать Ривз, но возглас Эди, как раз раскрывшей газету, остановил его:
– О боже мой!
Услышав испуг в ее голосе, он резко обернулся.
– Что случилось?
Эди оторвала взгляд от газеты и вскинула на него свои красивые зеленые глаза, расширившиеся от шока.
– Фредерик Ван Хозен умер.
Стюарт приподнял бровь: это было неожиданное известие.
Она показала ему газету.
– Застрелился четыре дня назад.
– Самоубийство? – Стюарт, конечно, знал, что все идет к развязке: последняя телеграмма от Джека из Нью-Йорка была хотя и короткой, но всеобъемлющей: