Кстати: чтобы персонал столовой вел себя прилично, относился к людям приветливо и держал заведение в чистоте, за жабры этого заведующего, Сидора Волощука, взяли бы не так скоро, должен признать. Но разоблаченный и задержанный Волощук перепугался до смерти, отнекивался в кабинете следователя прокуратуры всего часа два, для порядка, в стиле: «Ничего не делал, ничего не знаю, не виноват!» Потом, когда ему подробно и наглядно объяснили, что за такие художества светит по уголовному кодексу, Волощук вдруг спросил: что ему, мол, будет, если он поможет органам найти и обезвредить особо опасного преступника? Сразу не сказал, о ком речь. Торговался, зараза, цену себе набивал.
В конце концов следователь позвонил нам в управление, от нас пришел человек, и вскоре мне докладывают: если задержанный за хищения директор столовой Волощук не врет, то есть реальный шанс взять Данилу Червоного.
Такими обещаниями не разбрасываются. Я тогда сразу сообразил — этот Волощук хоть мошенник и сукин сын, но точно не дурак. Должен прекрасно понимать, что будет, если в НКВД его поймают на вранье. Но откуда у какого-то там директора столовой, вполне лояльного к советской власти — списание продуктов на усушку-утруску я не считаю, это не мешало ему быть партийным, — информация не только о Червоном, но и о том, где и как его можно взять? Ларчик просто открывался: у меня в кабинете перепуганный Волощук сказал, что Червоный поддерживает связь с его дочерью Ульяной. Причем связь ту самую, интимную.
Прозвучало это так: «Остап к моей Ульке ходит, надоело уже… Может, хоть вы, товарищи, что-то с этим сделаете».
Слово за слово, выяснилось следующее.
Ульяна Волощук, или, как ее называют коллеги, Волощучка, работает в отделе народного образования. Закончила институт в Тернополе, вступила там в комсомол, проявила себя активисткой. Поэтому, когда вернулась в родной Луцк, ее сразу пригласили работать лектором. На своей должности девушка, которой только что стукнуло двадцать два, развила бурную деятельность. Сначала по району с лекциями и агитационными бригадами ездила. Затем наладила работу в пределах области. На месте практически не сидела, инициативы — фонтан. Разъясняла на местах, а особенно в селах политику партии и правительства, говорила о колхозах, о выборах, об образовании… Ну и вообще — обо всем на свете.
Но когда я услышал о возможной связи Ульяны Волощук с Червоным, даже еще не до конца веря в это, сложил-таки два и два. И с высоты собственного опыта работы на Западной Украине сразу понял: ширма все это. Комсомол, активность, агитация… Идеальное прикрытие для бандеровской связной! Особенно в обрисованной мною ситуации. Националисты постепенно прекращали открытую борьбу, уходили в глубокое подполье, всячески конспирируясь, в том числе внедряясь в органы советской власти. Вот откуда, между прочим, произошла утечка информации о маршруте нового начальника гарнизона, переданной боевке Червоного. Вряд ли Ульяна Волощук была причастна к этому эпизоду, но раз в отделе образования работает бандеровская связная с комсомольским билетом, нет гарантии, что таких скрытых врагов — даже с партийными билетами! — нет где угодно.
А Волощук и дальше убеждал: его дочь не только связная, но и любовница Данилы Червоного. Дело в том, что живут они вместе, в одном доме. И Волощук не раз слышал, как среди ночи к Ульяне кто-то приходил. Когда пытался разобраться, дочь сначала отмахивалась — не твое, мол, дело, — а потом даже пригрозила: не лезь, куда не просят, а то тебя за измену своему народу повесят, приспешник москальский, коммуняка засранный. Так и сказала.
Я из того допроса многое запомнил.
Однако это еще ничего не доказывало. Мало ли кто приходит к девушке среди ночи… Но, оказывается, зимой с Волощуком сам Червоный говорил, собственной персоной.
Привела его и еще двоих сама Ульяна. Просто завела ночью в комнату, где отец спал, и поставила перед фактом: искупай грехи перед своим народом, коммуняка, а то не посмотрю, что родная кровь… Как получалось из его слов, сам Червоный поставил директора столовой в такие условия, чтобы тот мухлевал с продуктами, выжуливал определенное количество провизии, готовил ее для переправки в лес на нужды бандеровцев. Словесный портрет и фотография самого Червоного в нашем распоряжении, конечно же, были. Но, опять-таки, почему я должен принимать на веру показания перепуганного мошенника? Он же на бойцов УПА готов списать все свои грехи. Встречались такие случаи.
Но окончательно я поверил Волощуку, когда он назвал псевдо одного из тех, кто вместе с Червоным приходил, — Лютый. Его мы тоже давно разрабатывали, случайно такие сведения не совпадают; получается, у нас действительно появилась возможность выйти на Червоного, и как раз самым верным способом — через интимные, сердечные дела. Теперь главное — правильно эту информацию реализовать, провести комбинацию аккуратно, чтобы сама Ульяна ничего не заподозрила. Операцию я взял под личный контроль. Признаюсь: отодвинул другие дела, важнее ликвидации Червоного на тот момент для меня ничего не было.
Самое первое, что приказал сделать, — немедленно освободить Волощука. Задержали его еще утром, спокойно, без шума. Объяснялось все просто: волна после той газетной заметки. Ну, вызвали человека еще и в прокуратуру, ну, продержали там… С кем, как говорится, не бывает. Да. Все, кто хоть как-то были к истории причастны, получили строгий приказ держать рот на замке. Наших сотрудников дополнительно предупреждать не надо, а вот следователю прокуратуры, которому Волощук признался, на всякий случай по нашей рекомендации выписали служебную командировку во Львов — при желании всегда можно загрузить человека работой.
Самого Сидора Волощука отпустили аккурат под конец рабочего дня, благо, Ульяны не было дома, где-то проводила очередные агитационно-просветительские мероприятия, хотя, понимаете теперь, какова им была цена… На следующий день «Вільний шлях», по нашей, естественно, рекомендации, публикует короткое сообщение: по факту такому-то, опубликованному тогда-то, проведена проверка; нарушения подтвердились, виновные получили строгое наказание. Все, достаточно, в те времена подробностей в газетах не печатали. Все без газет знали: раз кто-то наказан — значит, строго. Но раз не в тюрьме, власть и партия дали шанс осознать ошибки и исправиться. Здесь, получается, прикрылись.
Дальше надо было подвести к Ульяне Волощук нашего человека. Это сложнее, особенно если учесть ее предельную осторожность. Взяли под наблюдение, аккуратно собрали предварительную информацию. Со всеми ровна, приветлива, однако близко к себе никого не подпускает, отношения поддерживает сугубо деловые, рабочие, иногда приятельские, товарищеские. Вот только никак не удавалось вычислить, кто же на самом деле ее друг, через кого действовать.
На меня давили время и начальство из Киева: мог не докладывать раньше времени, знал, чем все может кончиться. Но намного хуже, если не спешить докладывать. Червоный давно у всех в печенках сидел, со всех уровней дергали: когда, товарищ Доброхотов, вы покончите с этими националистически-фашистскими недобитками… Само собой, постоянно рапортуешь: работа, мол, ведется. Но лучше все-таки доложить о реальных результатах. Хоть и станут подгонять, зато точно знать будут: Доброхотов на своем месте, занимается тем, чем должен, компетентен и так далее.