Book.

— А почему ты не выходишь из дому?

Дядя Астор одним движением обрил чёрную шевелюру — во всяком случае, так мне показалось в первый момент. Потом я понял, что он просто снял парик. Чёрную причёску он отложил в сторону и задумчиво почесал гладкий лысый череп. Я повторил вопрос:

— Дядя Астор, почему ты не выходишь из дому?

— Ну-у… было дело, поступил легкомысленно, повздорил с законом. Грехи молодости, так сказать, — ответил он. — Пришлось скрываться, жить под чужим именем… Папа тебе, наверное, рассказывал. В общем, в полиции не должны знать, что господин Гастон Провервиль на самом деле Астор Штернхайм.

— Да ничего подобного, дядя! — воскликнул я. — Это всё было двадцать лет назад, даже больше, уже прошёл срок давности.

— Твой отец тоже так говорил, — сказал дядя Астор. — Но мне не верится.

— Ты зря так боишься, — продолжил я. — В полиции уже нет никого, кто расследовал твоё дело. Они все на пенсии и всё такое. Полицейским до тебя дела нет.

— Если подумать, может быть, ты и прав, — сказал он. — В моём воображении все полицейские такие же молодые и шустрые, как и тогда. Но ведь состарился не я один.

Он снял тёмные очки и положил на стол рядом с париком. Теперь я увидел, что у него такие же серо-зелёные глаза, как у папы.

— Живу один, окопался как крот. Может, все эти годы я нарочно зарывался глубже и глубже… Когда совесть нечиста, понимаешь? Я не открываю, когда звонят в дверь. Из дома выхожу только в темноте — подышать. Забыл уже, как солнце выглядит, вижу только луну.

— Самое время изменить это, дядя Астор, — сказал я. — Пошли прямо сейчас к папе с нами, вот будет здорово! Он страшно обрадуется.

Господин Белло, до сих пор спокойно слушавший разговор, занервничал, наклонился ко мне и зашептал:

— Не прямо сейчас к папе Штернхайму! Ведь Макс и Белло собирались на чердак — поискать бумаги прудедушки Эдмунда!

— Чего он хочет? — спросил дядя Астор.

Видимо, наступила пора рассказать, зачем мы пришли.

— Дядя, я пришёл не только познакомиться. Мы собирались поискать кое-что в твоём доме, кое-что очень важное для господина Белло, — сказал я.

— Для господина Белло? В моём доме? — переспросил дядя Астор. А потом обратился к господину Белло: — Разрешите поинтересоваться, вы вообще кто?

— Давай я расскажу, — попросил я господина Белло. — В двух словах: господин Белло — моя бывшая собака. Мне его папа подарил. А теперь он мой друг.

Господин Белло кивнул и подтвердил:

— Господин Белло — друг Макса.

Дядя Астор непонимающе смотрел то на меня, то на господина Белло.

— Что-что? — переспросил он. — Это такая шутка?

— Нет, честное слово нет, — сказал я и рассказал всё с начала: про голубой эликсир, превращение Белло, про вредную выходку Адриенны и про голубое мясо (индейку с печёнкой), которое слопал господин Белло. — И вот теперь господин Белло скоро опять превратится в собаку, если мы не найдём прадедушкин рецепт голубого эликсира. Можно мы пороемся у тебя на чердаке?

Дядя Астор слушал молча, мой рассказ захватывал его всё больше и больше.

— Значит, Бьянка забрала остатки сока и с Белло приключилось то же самое, что и с ней, — пробормотал дядя Астор. — Хотя прошло столько лет. Трудно поверить!

— Бьянка? Мы прочли это имя у неё на дверной табличке! Откуда ты знаешь, как звали старушку? — спросил я.

Дядя Астор вскочил, подошёл к расписному лакированному шкафчику и вернулся, держа какую-то книжку. Она была похожа на ежедневник — в толстой картонной обложке, серой в мелкий рисунок и с изящной овальной наклейкой спереди.

— Вам даже не придётся лезть на чердак, — сказал дядюшка. — Вот дневник моего отца. Я его нашёл у него в столе несколько лет назад. Конечно, тут же всё прочитал.

— Там написано что-нибудь про голубой сок? — с надеждой и волнением спросил я. — Там есть рецепт?

— Ты прочитал рррецепт? — не отставал от меня господин Белло, волнуясь не меньше моего.

— Да, там что-то сказано про голубой эликсир для превращений, — сказал дядя Астор. Потом он протянул мне дневник: — Если хочешь, можешь всё прочесть. Но, к сожалению, господину Белло это ничем не поможет. И мне очень жаль, правда.

Я жадно открыл книжку: она была плотно исписана. Я попробовал разобрать почерк и уставился в синие, немного выцветшие чернильные строчки. Но не сумел прочитать ничего, кроме нескольких цифр.

И разочарованно вернул книгу дяде Астору.

— Ты имеешь в виду, нам она не поможет, потому что невозможно разобрать прадедушкин почерк? — не сдавался я.

— Это старый немецкий шрифт, зютгерлин, — пояснил дядя Астор. — Так раньше в школе учили писать. Могу прочитать вам, что тут написано. Только записки моего отца вам всё равно не помогут.

— Почему это не помогут? Там же написано про голубой сок? — спросил я.

— Сейчас узнаете. Всё неважное буду пропускать. Слушайте! Он полистал книжку.

— Вот с этого места начинается интересное, — сказал он. — До этого он пишет про одних собак. Отец был такой собачник! У нас было шесть собак, и он ими интересовался больше, чем собственными детьми.

— Дети время от времени бывают тоже интересные, не хуже собак, — встрял господин Белло.

— Значит, в этом вопросе у тебя с моим отцом мнения не совпадают, — сказал дядя Астор. — У него в дневнике почти всё только о собаках и о том, как он их дрессирует. У него был любимый пёс, Аксель. Я вам почитаю:

18 марта. Аксель — самый умный пёс из шестерых…

Господин Белло перебил дядю Астора и заявил:

— Господин Белло тоже умный!

— Да знаем мы, знаем, — сказал я. — Сиди тихо и слушай спокойно!

Дядя Астор продолжил чтение:

Бьянка — самая привязчивая из всех, не отстаёт от меня ни на шаг, иногда даже надоедает. Похоже, что новый состав, который я приготовил, превосходно повлиял на сообразительность Акселя: он стал выполнять команды быстрее и точнее. Буду работать в этом направлении, надо продолжить серию опытов. Цель — развить у Акселя способность издавать примитивные речевые звуки. Вероятно, надо привлечь ассистента, который помогал бы с работой в Львином переулке, так как мне нужно больше времени на опыты.

26 марта. Случайно познакомился с очень способным юношей по имени Мельхиор. Уверяет, что ему уже есть восемнадцать. Верится с трудом: на вид совсем мальчишка, по-видимому, лет шестнадцати или семнадцати. Согласен стать моим учеником.

— Мельхиор? Вот чудное имя, — не удержался я. — Кажется, так зовут одного из рождественских волхвов?