Когда его перенесли в тень деревянного сарая, когда Миша и Толик уже успели рассориться в ожидании машины, когда из-за поворота показался алый «запорожец», Савинов засмеялся. Ему было больно: онемевшая рука ныла, грудь гудела и готова была разорваться, на лице запеклась кровь, а он все хохотал — взахлеб, яростно, до слез.
Несколько ребят и Марина смотрели на него с жалостью, почти со скорбью. Наверное, они решили, что он повредился в уме…
В больнице Красный Крест он пролежал две недели. Мать приносила ему бульоны, яблоки. А он все смотрел на ее лицо так, точно видел его впервые. Изучал черточки у глаз и губ, пробивавшуюся седину. И ему становилось страшно. Он будет свидетелем ее недолгого угасания. Он уже сейчас знает, как все обернется. Знает день, когда ее не станет, час, даже минуты. Это случится в полдень. Она будет дома одна. Потом врачи скажут: сердце. Смерть наступила мгновенно. Интересно, можно ли изменить дату смерти? Перенести ее? Изменить жизнь — можно, иначе бы его не было здесь. Но отсрочить смерть дорогого тебе человека?
Нужно будет попробовать…
А мать говорила ему о чем-то, рассказывала, и он, не отрываясь, продолжал смотреть на нее и молчать.
Лицо у матери было несчастное. Было от чего. Ее Димочка, об этом уже говорили многие, «повредился в уме». Мать беспокоилась о главном: как бы на учебе не отразилось. Потом она уходила и приходила Марина, его многочисленные друзья и подруги. Иногда, останавливая взгляд на их лицах, он не мог скрыть улыбки. А как же иначе? Людочка Ганина, хорошенькая тоненькая брюнеточка, щебетавшая у постели больного, еще через год выйдет замуж за его приятеля Мишу Ковалева. Он, сидевший тут же — на стуле, сейчас читает кроссворд и добивается от других неукоснительного участия. Савинов даже знал, как это у них случится в первый раз. Они всем курсом поедут в лес. Мишка заведет Людочку в чащу. Вначале она станет сопротивляться, а потом покажет Мишке такой класс, что тому это запомнится надолго. Они поженятся почти сразу же. Потом Людочка забеременеет. Аборт, сделанный коновалом, окажется роковым.
— Дима, — Людмила отрывается от беседы, — а если в следующий раз я испеку тебе шарлотку?
— Век буду благодарен.
— Все, договорились. Послезавтра я тебя удивлю. Честное слово! Ах ты, миленький наш, бедненький…
Никакой шарлотки она не испечет. Ни послезавтра, ни потом. Года через три она бросит Мишку Ковалева, куда-то денется. А потом все удивятся, когда она вернется женой Сенечки Пашина, тоже их однокурсника, очкастого тюфяка. Профессорского внука и сына второго секретаря горисполкома. Сенечка встретит ее на юге, в Гаграх, где будет сопровождать свою матушку. Их судьба решится мгновенно. Подумать только, сколько у нее будет романов! Но у Сенечки слишком толстые линзы. Однажды, кажется, в девяносто первом он, Савинов, будет стоять у светофора. Остановится джип. Оттуда ему махнет женская ручка в кожаной перчатке: «Дима, Савинов!». Людочка усадит его к себе, подвезет домой. Он пригласит ее на кофе, в бедную квартирку. Тогда в плане женщин у него было межсезонье. Потом, после первой рюмки дешевого коньяка, она окажется в его постели. «С Мишкой я бы загнулась, — поделится с ним бывшая однокурсница. — Подурнела бы в два счета. Считать копейки — не по мне. Да потом аборта того никогда ему не прощу. Не отговорил он меня, а мог! Только бы слово сказал! На всю жизнь бездетной осталась. Вот и пришлось убедить себя, что не люблю детей. Я, как только Сеньку в Гаграх увидела, где он клячу свою сопровождал, сразу поняла: это судьба. И руки этой судьбе я сейчас выкручу. — Она усмехнется. — Как только дотронулась до Сенечки моего, так он и потек, как масло на сковородке. В первый же вечер сознался, что был влюблен в меня с первого курса. Вот так. А я, дура, и не знала. Думала, он в твою Маринку втюренный».
Сеня сидит на краешке стула, искоса поглядывая на хорошенькую живую Людочку. Он смотрит на ее ноги (Людочка — модница, любительница мини-юбок) и глотает слюни.
С Ганиной, этой роскошной стервочкой, он, Дмитрий Савинов, будет встречаться недолго. Первым уйдет в сторону. И может быть, все из-за той фразы, брошенной ему в первый день, в постели: «Жаль, не ты на месте моего Сеньки. Мы все, Димочка, от тебя большего ждали. Прости за откровенность».
Одним словом, лежа на своей больничной кровати, в окружении друзей и подруг, Савинов улыбался. Многозначительно. Точно ведал тайнами мироздания. Впрочем, так оно отчасти и было. Но его друзей эти улыбки смущали — всех заботило его роковое приземление на злополучный бетон.
А по ночам, забинтованный и загипсованный, слушая храп соседей, он смотрел в окно. Ему казалось, что еще минута, и он увидит там, за тысячью темных пологов, Принца. Получит тайный сигнал от него, подтверждение, что жизнь, в которой он оказался по собственному желанию и по его, Принца, власти, не обман.
Он знал, в какой день и час в палату войдет хирург и обрадует его сообщением о выписке. В воскресенье, в полдень. Так и случилось.
«Дни — это алмазы, которые вы не вправе терять напрасно», — прошептал ему на ухо знакомый голос, когда он, открыв больничную дверь, шагнул из-под козырька в летнее пекло.
В такси, на заднем сиденье, он смотрел в окно. Но едва ли видел город — его улицы и дома. Лица людей сменялись в его памяти. Хорошо знакомых и других, с кем ему только еще предстояло встретиться. Приветливое лицо Марины, его первой жены, с которой они не уживутся; волнующее — Лизы. У них с Мариной был ребенок, но жена забрала его еще крохой, и он никогда больше не видел мальчишку. Нет, с наседкой-Мариной ему было не по пути. Зато ей будет по пути с морским капитаном. И его ребенку тоже. Красотка Лиза, девочка из семьи дипломатов, станет пить, затем принимать наркотики. Такой, как она, — полной противоположности Марины, — и замуж выходить не стоило. Ветерком по жизни пролететь, и все. Ее ждет страшная смерть — под колесами автомобиля… А еще грезился ему худощавый юноша не от мира сего — он смотрел на него через неясный туман будущих лет. Он стоял на фоне полотна — поля, усыпанного золотыми подсолнухами. И белый ангел завис над его головой. Отталкивало глупое лицо женщины — матери юноши, с подобострастной, лживой улыбкой, от которой подсолнухи грозились враз завянуть, погибнуть. А прекрасный ангел — потерять равновесие и разбиться вдребезги. Но все эти видения были зыбки в сравнении с одним.
Главным.
Прекрасное женское лицо выходило на передний план. Такое знакомое, близкое, родное…
Такси подъезжало к дому, но лицо Риты, юное, каким он увидит ее в первый раз, не отпускало его. Темные волосы, чуть рыжеватые, готовые загореться на солнце, падавшем в окно кафе «Ласточка». Ее профиль. Книга «Элюара» под смуглой от загара рукой. Рита становится ближе, медленно поднимает голову, ее карие ясные глаза светятся…
К удивлению педагогов, сокурсников и матери, он не только не стал хуже учиться, но перегнал по успеваемости всех своих приятелей. Теперь на него смотрели с еще большим удивлением. Это ведь настоящее чудо — звездануться головой о камень, а потом стать отличником… Вот они, две гигантские волны, обрушившиеся друг на друга и выбравшие одно русло! Савинов летел в этом бурлящем потоке вперед, едва успевая хватать ртом воздух.