– Туда нельзя.
– Нам туда надо. Мне необходим наилучший обзор, чтобы отдать команду своим людям по рации, если что-то пойдет не так. – Рэйф переступил через шнур ограждения. – Все в порядке. Я вовсе не нарушаю священные правила. Я договорился с владельцем.
Его слова звучали убедительно. А может, Пенелопа очень хотела верить этому человеку. Или из-за выпитого шампанского ее тянуло вместе с Рэйфом нарушить какой-нибудь запрет.
Они поднялись по ступеням, прошли по широкому коридору мимо открытой двери, ведущей в роскошную ванную, и направились… Неужели в спальню? Да, в этой комнате стояла кровать с балдахином, на вид такая же старая, как и сам особняк. Она выглядела огромной и… так и звала к себе. Словно именно к ней Эдвардс должен был привести Пенелопу.
Она вырвала руку из хватки Рэйфа, но тот словно и не заметил этого, подошел к французским дверям, открыл их и оглянулся через плечо.
– Идемте, отсюда вы ничего не увидите.
Пенелопа вышла за ним на вымощенную плитами террасу, почувствовала, как свежий ветерок охладил ее пылающие щеки, и понадеялась, что жар, вспыхнувший в глубине ее тела, тоже скоро угаснет.
Рэйф связался со своими людьми по рации. Все было готово, в том числе и огнетушители на случай нештатной ситуации. После шоу вся команда займется поиском неразорвавшихся зарядов, сбором того, что осталось от сработавших ракет, сматыванием шнуров, уборкой оборудования.
А в следующие десять минут остается только наблюдать за фейерверком – результатом труда нескольких дней. Рэйф включил ноутбук, открыл программу, синхронизирующую музыку и световые эффекты, и приготовился дать по рации последний отсчет. В установленных на террасе динамиках зазвучали первые аккорды песни, привлекая внимание гостей.
И тут вспыхнули красные фейерверки, укрепленные на каркасе в форме сердец. Толпа внизу ахнула так громко, что на долю секунды заглушила звуки музыки, а потом снова раздалось шипение фейерверков, вспыхивающих на следующем каркасе. Пенелопа ахнула еле слышно, но почему-то для Рэйфа ее реакция была важнее реакции всех остальных зрителей.
Впервые в своей карьере пиротехника он не смотрел на небо во время шоу, но все равно отслеживал происходящее, потому что каждый взрыв ракеты отдавался в его теле, а вспышки фейерверков отражались цветными огнями на лице мисс Коллинз. Сама она застыла в восхищении, смешанном со страхом.
Разумеется, Пенелопа и раньше видела шоу фейерверков, но она немного их побаивалась. Салюты казались ей слишком громкими, непредсказуемыми и опасными, чтобы можно было наслаждаться ими в полную силу.
Но стоя рядом с человеком, контролирующим опасное представление, она ощущала себя в безопасности и с восторгом наблюдала за расцветающими в небе вспышками разных форм и оттенков.
Хотелось, чтобы красочное чудо длилось без конца. Это был великолепный финал для идеальной свадьбы. Но музыка начала затихать. В центре огромного красного сердца, словно парящего над озером, вспыхнули белые буквы – имена новобрачных. Толпа ликующе взревела. Пенелопа, поддавшись порыву, в знак благодарности обняла Рэйфа за шею.
– Это было изумительно! Огромное вам спасибо!
Рэйф машинально положил руки на бедра Пенелопы и почувствовал тепло ее тела сквозь прохладную гладкую ткань платья.
Он не ожидал такой реакции. А сам ощутил такое острое наслаждение, словно впервые оказался в женских объятиях.
Пенелопа с улыбкой отстранилась. Глаза ее горели от радости. Никогда еще Рэйф не видел ее настолько оживленной. Она выглядела до невозможного прекрасной.
Интересно, если он сейчас поцелует ее, будет ли этот поцелуй таким же ярким, как первый?
Кажется, он собирается ее поцеловать. Времени на обдумывание, как поступить, не было. Да и о чем тут думать? Надо извиниться за свое чрезмерно эмоциональное поведение, повернуться и уйти.
Но важно вовсе не то, что она должна сделать. Впервые в жизни можно позволить себе то, чего хочется. Ожидание просто невыносимо. Нужно решиться открыть дверь и шагнуть в неизведанное.
Едва губы Рэйфа коснулись ее губ, Пенелопа поняла, что пропала. Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Под нежностью этого поцелуя скрывалась безудержная страсть.
Когда Рэйф оторвался от ее губ, он не произнес ни слова, но в глазах его застыл вопрос, на который Пенелопе не хотелось отвечать. Если она начнет размышлять над тем, что случилось, развеется то волшебное чувство, которое, скорее всего, вызвано воздействием сильной усталости, выпитого шампанского и шикарного фейерверка. Зная, что такая ситуация больше не повторится, Пенелопа была не в силах противиться желанию чуть дольше насладиться чудесным сном наяву. Потому что это было настоящее наслаждение. Запретный плод, попробовать который, возможно, больше ни разу не придется.
Рэйфа не удивило, что Пенелопа способна на такую страсть. Ведь он же видел, как самозабвенно она танцевала, когда думала, что рядом никого нет. И сейчас их тоже никто не видит, а значит, можно позволить себе выпустить наружу все, что тщательно скрывалось. Может, Рэйф и в самом деле ни за что не выбрал бы такую женщину, но случай свел их. Так почему бы не извлечь максимум возможного из каждой секунды, проведенной вместе?
Потому что их тянет друг к другу. Все сильнее с каждым прикосновением. Все ощущения кажутся такими новыми, непривычными, сильными.
И Рэйф подарил Пенелопе райское наслаждение, а затем и сам присоединился к ней. А после он целую минуту лежал обессиленный, сжимая ее в объятиях и дожидаясь, когда успокоится пульс. В груди теснились эмоции: восторг и изумление, смешанные с менее приятным чувством. Может, с замешательством? Или всего лишь дурное предчувствие?
Да что, черт возьми, сейчас произошло?
И что же будет дальше?
Возвращаясь из Локсбери-Холл, Пенелопа гнала свою машину так, словно за ней по пятам мчались все гончие ада.
Ужасное прозрение пришло к ней, когда она лежала в объятиях Рэйфа. Ей казалось, что она парит на крыльях наслаждения. Никогда и нигде ей еще не было так хорошо. Так безопасно…
И тут вдруг у нее в голове раздался голос ее бабушки: «Что ты натворила, Пенелопа? Боже мой! Это снова в тебе говорит кровь твоей матери. Плохая, испорченная девчонка!»
И вновь ожили ее страхи. Всю жизнь она боролась с искушениями и вдруг одним махом отказалась от этой борьбы.
Ради секса. Похоти. Одного из смертных грехов.
А ее партнер по прегрешению только подлил масла в огонь: «Это всего лишь секс, детка. Ну ладно, пусть даже отличный секс, но… Эй, подумаешь, делов-то. Не заморачивайся. – Он и понятия не имел, что это значит для нее. И не волнуйся насчет случайной беременности».
Как будто то, что он воспользовался презервативом, сняло все проблемы. Может, так и есть в том мире, откуда он явился. В мире, которого Пенелопа всегда избегала, где балом правят секс, наркотики и рок-н-ролл. К которому принадлежала ее мать.