Зигфрид смазал старым салом ключ и вставил его в скважину, скрытую за кустом ежевики справа от двери. Королевичу пришлось поднапрячься, чтобы привести механизм в действие. Для этого через головку ключа он был вынужден продеть вторую, вспомогательную, деталь – футовый рычаг.
При первом полном повороте ключа четыре штифта вернулись в пазы замочного механизма и разблокировали дверь.
Теперь дюжина молодцев могла, багровея от натуги, повернуть железный монолит вокруг оси-столба. Однако Регин не считался бы Архимедом своего небогатого гениями времени, если бы для пользования его дверью требовалась дюжина молодцев или тем паче магия.
Зигфрид провернул ключ вновь – на второй полный оборот.
В толще базальта над дверью зарычал, пробуждаясь, рукотворный водопад. Резервуар, вмурованный в скалу, исторг десять тысяч бочек воды.
Зашлепали лопасти водяного колеса, затарахтели шестерни передаточного механизма, дверь приоткрылась. Ровно настолько, чтобы в зазор мог протиснуться человек любой комплекции – даже амбал Конан.
Чтобы вновь заполнить резервуар, ключевой воде, струящейся потайными жилами скалы, требовалось пять дней.
Второй резервуар, расположенный симметрично первому относительно дверной оси, по-прежнему был полон под завязку. Ему надлежало опорожниться во имя закрытия двери.
Вслед за Зигфридом в пещеру решительно шагнул Конан.
Просочившийся через дверь рассеянный свет осеннего дня сразу же взяли в оборот самоцветы, что в несколько пунктирных линий намечали стены и потолок просторного коридора. Коридор продолжался по прямой примерно шагов семьдесят, а потом плавным изгибом уходил вправо.
Смрада, липкой жижи отбросов, черепов и костей крупного рогатого скота – этих атрибутов неряшливого чревоугодия – приготовившийся к худшему Киммериец в коридоре не обнаружил.
Обитель Фафнира выдавала в его хозяине существо чистоплотное и даже творчески мыслящее, но флегматичное, ленивое, склонное действовать спорадически – во время редких припадков вдохновения. Существо, не приученное к регулярной, систематической работе демиурга. Что было вполне объяснимо: ни демиургом, ни даже близким родичем демиурга Фафнир не являлся.
Изгиб коридора открыл драконоискателям одно из последних творений Фафнира – внушительную глыбу горного хрусталя. Только приноровившись к непривычному освещению и проникшись своеобразием художественного мышления творца, в ней можно было опознать автопортрет в одну двенадцатую натуральной величины. Хрустальный дракон лежал на полу, по-кошачьи подвернув передние лапы под грудь и накрывшись с головой правым крылом.
За изготовлением левого крыла Фафнира как раз застал король Зигмунд, приезжавший в начале года посовещаться с мудрым змием насчет религиозной политики своей державы. Зигмунд спугнул Фафнирово вдохновение, а потому автопортрет так и остался однокрылым.
Будучи от природы наделен весьма совершенным инструментом, ваятель пренебрегал традиционными орудиями скульпторского труда – пренебрегал в силу врожденной гордости. Для черновой обработки хрусталя Фафнир использовал алмазные резцы верхней челюсти. Проработка деталей производилась когтями передних конечностей, шлифовка – наждачной кожей хвоста.
«Фафнир, сын Хрейдмара» – такое название дал дракон своему изваянию. Но воплощать надпись в нетленном камне не стал – от творчества ломило зубы, зудели когти.
Конан поднялся на цыпочки и оценивающе постучал ногтем по кончику хрустального хвоста. Впрочем, варвар не обладал достаточно развитым абстрактным мышлением, чтобы опознать в глыбе хрусталя нечто, отличное от игралища горных стихий, а потому и хвост Фафнира оставался для него всего лишь причудливым сталагмитом.
– В чужом доме без позволения хозяина лучше ни к чему не прикасаться.
Конан счел, что эту фразу произнес осмотрительный Зигфрид. Акустика в недрах волшебной горы была, само собой, волшебной. Далекие звуки казались близкими, близкие подчас вовсе не достигали слуха, биение собственного сердца можно было принять за шум раскаленной серы в подземных водопадах Утгарда.
– Да сколько можно меня учить! – вспылил варвар, резко оборачиваясь.
Никого.
Конан нервно схватился за кинжал, да вовремя одумался. Лязг стали мог прежде времени выдать его намерения. Если не Фафниру, то Зигфриду.
Киммериец обошел изваяние кругом и теперь сообразил, что хрустальная глыба в некоторых ракурсах отдаленно смахивает на прикорнувшую птицу Симург. Впрочем, это сходство оставило его равнодушным. Ему-то сейчас нужен был не хрустальный Симург, а мясной Зигфрид, который точно под землю провалился!
– Кто здесь? – спросил Конан.
– Именно: кто?
Голос не принадлежал Зигфриду, хотя и дребезжал теми же подростково-петушачьими колокольцами.
– Я – Конан, король Аквилона, благородный уроженец Киммерии, – ответил варвар, подобравшись.
– А я Фафнир, сын Хрейдмара, разумный уроженец Нифльхейма. Ты можешь задавать свои вопросы.
– Где Зигфрид?
– Получает ответы на свои вопросы.
– А где ты?
– Здесь.
– Почему я не вижу тебя?
– Ты видишь мой симулякр. Он разговаривает с тобой. Ты можешь получить ответы. Этого недостаточно?
– Нет.
Обладая иезуитской деловой сметкой, Конан не подал виду, что впервые в жизни слышит слово «симулякр», хотя и начал догадываться, что, по всей вероятности, имеется в виду этот корявый хрустальный Симург. Возможно даже, предположил Конан, «симулякр» – это искаженный варварской речью и святотатственным мышлением «Симург», низведенный до имени нарицательного.
– Зигфрид вежлив, подобно своему отцу Зигмунду. Он безропотно довольствуется общением с моим симулякром. А ты – нет, – сказал Фафнир. – Полагаю, твой отец был такой же дремучей деревенщиной, как и ты…
Дракон не зря славился даром вещуна. Отец Конана, Ниун, действительно прожил небогатую церемониями жизнь деревенского кузнеца.
– …Однако, – продолжал дракон, – у тебя, возможно, есть веские причины настаивать на личной встрече?
– Разумеется, проницательный сын Хрейдмара. Мне известно, что слюна дракона – превосходный трансмутатор. Я хотел бы приобрести четверть мины твоей слюны. За ценой не постою.
– Твой голос принадлежит воину. Не магу. Твое дело – разить железом. Домогаясь моей слюны, ты сворачиваешь на тропу чернокнижия. Это не доведет тебя до добра… – внятная манера изложения Фафнира вдруг деградировала до глухого дремотного бормотания, – вижу жизни твои, варвар… вот-вот-вот… жизни-рыбки… жизни-жизни… Ага! Вот он, самородочек на сорок пудов! – возликовал дракон. – Слушай же, голое животное: никогда еще не брал ты от небеснорожденного дракона ни слюны, ни пота, ни крови, ни желчи. Брал от ракшасов, брал от людей и виверн, от земляных змеев-линдвурмов богопротивных и от многих зверей богоугодных. По преимуществу брал кровь. И это было твое право, потому что стоял ты на стезе воина обеими ногами. А теперь…