Бесхозный кусочек человеческой плоти превратился в серебряную рыбешку, которую Фафнир тотчас же слизнул блестящим языком.
– Человечина заповедана… – пробормотал он. – Но никто не заповедал рыбку…
Дракон полагал сделку совершившейся, а разговор с непоседливым Конаном – завершенным. Но варвар придерживался другого мнения.
Левая передняя подмышка Фафнира находилась сейчас точно в зените над носом Конана. Киммериец скосил глаза. Костяная рукоять его кинжала уже возвращалась в мир зримого.
Правой, здоровой рукой Конан осторожно подал кинжал из ножен.
– Постой-ка… это что за новости?.. – насторожился вдруг Фафнир, прислушиваясь к вещим токам, доходящим из желудка. – Судьба? Моя судьба?.. Эй, Конан!..
Дракон изогнул шею и заглянул себе под брюхо.
Там царил полумрак. Глаза Фафнира ярко вспыхнули.
– Король Конан? Что происходит?!
Вопрос принадлежал Зигфриду. Две минуты назад королевич завершил общение с другим симулякром Фафнира, расположенным в небольшом зале, куда он попал, следуя ответвлением главного коридора за сто шагов от первого, хрустального симулякра.
Конан вскочил на ноги и выбросил руку с кинжалом вверх. Сталь разорвала стяжку между двумя роговыми сегментами на драконьем брюхе.
Клинок ушел в плоть Фафнира на всю длину лезвия. Затем туда же, в живые недра, сочащиеся пока еще не кровью, но какой-то мучнистой клейковиной, погрузилась и рукоять кинжала вместе с кистью Конана.
Фафнир заголосил. Причитания дракона были жалобны и неразборчивы. Глаза его дважды мигнули и погасли.
Конану почудилось, что утроба Фафнира сейчас засосет его целиком. Он вскрикнул от испуга и отдернул руку. Кинжал полностью остался в ране.
Киммериец пулей вылетел из-под дракона.
Зигфрид, который стоял под левым крылом Фафнира, получил размашистый шлепок по уху. Он все еще ничего не понимал.
Неожиданно Фафнир затих и рухнул на правый бок. Захрустело сломанное крыло.
Тотчас же с громким хлопком кинжал выскочил из раны. Его рукоять больно стукнула Зигфрида по ребрам.
– Конан, вы…
Зигфрид не окончил. В грудь королевича уперлась тугая струя драконьей крови. Перед глазами Зигфрида зачастили спицы алого колеса.
Королевич на несколько мгновений провалился в обморок. Его тело сползло по стене на пол. Туша дракона дважды вздрогнула. Кажущаяся неиссякаемой кровавая струя окатила Зигфрида с макушки до пят.
Как только чудодейственные гемоглобины оросили темя королевича, Зигфрид глубоко вздохнул, с сипением втягивая повлажневший воздух, и очнулся.
Одновременно с Зигфридом очнулся и Фафнир.
– Рррр-ца, ырг-ррррца, – сказал дракон и, скрежеща распяленными когтями, поднялся на все четыре лапы.
Пока Фафнир умирал, а Зигфрид принимал кровавый душ, Конан только и успел, что возблагодарить Митру – на скорую руку. Теперь же выходило, что благодарности были преждевременными, Митра ему не помощник, и единственный союзник Киммерийца – его верный кинжал. Где же он?!
От омовения в драконьей крови у Зигфрида сразу же раззуделась кожа. Но главное – что-то произошло с его зрением. На месте выхода из пещеры он видел теперь яркую звезду, на месте Конана – светящуюся гнилушку. Фафнир представлялся продолговатым окошком, за которым серебрится ночное море. По морю, по лунной дорожке, плыла лодка. В ней лежал человек. На корме сидел некто в черном балахоне. В руках незнакомец держал неправдоподобно тощее весло.
Зигфрид закричал. От его крика некто в черном балахоне обернулся. Белые зубы, обнаженные десны, вечная улыбка костяка. Весло вышло из воды целиком, и Зигфрид увидел, что это не весло, а коса. Пассажир, путешествующий в лодке лежа, был Конаном. Кормщик – Смертью.
Комит небесного воинства Иисус и его пресвятые центенарии, спасайте! Отведите сатанинские мороки!
Зигфрид вскочил и бросился наутек. Налетел на стену – вещественная геометрия коридора не совпадала с параллельной, на которой сфокусировалось зрение Зигфрида под воздействием крови Фафнира.
Шарахнувшись в сторону, он пробежал вперед еще тридцать шагов и налетел на противоположную стену.
Проклятие!
Но выход был уже близко. Укрепившись духом, Зигфрид отважно нырнул в недра ослепительной звезды – и, не опалив даже кончиков волос, вынырнул уже по ту сторону параллельного зрения, встреченный объятиями вечерней сырости и мокрой травы.
В пещере рычал и бесновался Фафнир – воплощенная ненависть к роду человеческому.
Зигфриду почудилось, что дракон мчится за ним по пятам. Смерть от когтистой лапы раненого Фафнира была бы справедлива. Королевич признавал это. Тот, кто привел под видом друга убийцу, заслуживает и смерти, и посмертного проклятия.
Но жажда жизни выше справедливости, моральные категории чужды телу.
Тело Зигфрида, вместо того чтобы ожидать заслуженного возмездия, выпрямилось перед вставленным в скважину ключом. Руки Зигфрида схватились за футовый рычаг и повернули ключ: раз, другой, тре… тре…
Кровь Фафнира стекала по ногам королевича и, орошая траву, превращала ее в ломкие кристаллы золотистого шпата.
Вода из второго резервуара хлынула на лопасти приводного колеса. Дверь закрывалась.
* * *
Конан, неукротимый варвар из Киммерии, едва не оглох от драконьих завываний. Но самообладания в отличие от Зигфрида не потерял.
Когда Зигфрид побежал к выходу, а Фафнир, кукольно переставляя одеревеневшие ноги, наоборот – попятился в глубь пещеры, – Конан отыскал и подобрал свой кинжал. После возвращения из драконьего нутра сталь приобрела невиданный вишнево-красный цвет, слоновая кость рукояти окрасилась лимонной желтизной.
Левая ладонь, оставшаяся без мизинца, болела нестерпимо. Обрубок кровоточил.
Конан вырвал из своего ожерелья разом три головки убой-мака и поспешно разжевал их. Обезболивающее действие офирского зелья сказалось почти сразу: онемели и руки, и ноги, и челюсть, и язык. Позвоночник словно заиндевел. Впрочем, конечности по-прежнему слушались Конана, а это было главным.
Киммериец отвернулся, зажмурился и, процедив сквозь сжатые губы заклинание, открыл перстень Эфирного Паука. С тихим гудением из полости в перстне, которая скрывалась под массивным рубином, выбрался дух по имени Эфирный Паук.
Он молниеносно принялся за работу и через несколько мгновений соткал из воздуха образ Конана – ни в чем от Киммерийца не отличимый. Рядом с Конаном теперь стоял, пошатываясь как пьяный, второй Конан.
Природа Эфирного Паука была такова, что он быстро растворялся в воздухе, если только его не защищала теллурическая магия рубина. А потому дух почел за лучшее пару раз глотнуть праны из уст своего хозяина и сразу же скрыться в перстне.