– Довольно! Перейдем к делу. Что возьмешь с меня за мину своей слюны?
– Твою левую руку. По локоть.
– Это чересчур. Не достанет ли одного моего пальца? За четверть мины?
Минута тишины.
– Достанет. Но запомни мое предостережение: если сегодня отдашь мне палец, через четыре дня расстанешься с жизнью.
До сего момента Конан оставался глух к предостережениям Фафнира. Весь этот пустой разговор он вел только ради того, чтобы выманить дракона из убежища и заставить тварь предстать перед ним во всей зримой, осязаемой, уязвимой плотской полноте.
Однако повторное предостережение дракона смутило даже его, варвара из Киммерии. В самом деле, смерть знаменитого искоренителя скверны – то есть его, Конана, – должна быть на руку любому нечистому исчадию Зла. Какой резон ему, выблядку Ангра-Манью, отговаривать Конана от колдовской сделки?
Но варвар легко покончил с колебаниями, заключив, что корыстная тварь лжет.
– Заметано! – смело выкрикнул Конан. – Мой палец – твой!
Когда-то Киммериец был свидетелем нападения огромной орды перелетной саранчи на царство Куш. Ему на всю жизнь запомнилось апокалиптическое тарахтение прожорливого облака, обдирающего с ландшафтов пестрые заплаты полей и пастбищ, приводящего к общему пепельноцветному знаменателю посевы гороха и конопли, ячменя и пшеницы. Ничего страшнее этого неостановимого уравнителя Конан в жизни своей не встречал.
Саранчовая туча сконденсировалась в глубине пещеры и, спикировав из-под задрапированных темнотою сводов, рванула на бреющем прямо в грудь Конану.
Опыт, перенятый от перехожих калик Куша, швырнул Киммерийца наземь.
Когда оглушительный треск внезапно стих, оставив после себя лишь несколько прохладных ураганчиков, Конан поднял голову.
Перед ним застыл, гордо выпятив грудь, дракон – и впрямь более похожий на Симурга, чем на пресмыкающееся.
Крылья Фафнира – не вписывающиеся в коридор при полном размахе – стояли торчком над его крапчатой спиной. Их задняя кромка показалась Конану окровавленной и растрепанной. Однако, приглядевшись, варвар обнаружил, что обман зрения вызван перьями, покрывающими крылья дракона: черными, алыми и желтыми.
Перья же, но более скромных колеров, утепляли задние лапы и затылок Фафнира. Два острых уха снаружи кудлатились густо-серым пушком, а внутри – отдавали голубизной. Как у молодого ракшаса – отметил Конан.
Варвар также предположил, что именно пернатость Фафнира служила причиной угрожающего звукового сопровождения его полета. Однако Конан ошибся. Громкий стрекот, которым пернатый отшельник возвестил о своем появлении, был всего лишь одной из многочисленных драконьих шуток. При желании Фафнир мог пропищать комаром, зашипеть ливнем, прогудеть болидом.
На груди, брюхе, внутренней поверхности бедер дракона жизнерадостно зеленели, точно грядки салата, отчетливо отделенные один от другого бледными кожистыми перетяжками сегменты ороговевшей кожи. Пожалуй, только это обстоятельство да еще голый хвост с трехперой боевой глефой на конце и надменная крокодилья харя непомерной длины выдавали в Фафнире собственно дракона.
Росту в нем было не менее десяти локтей. Длину Киммериец оценить не брался. Мешало обманчивое освещение.
Невиданная масть. Волшебная порода. Конан едва не задохнулся от восторга. Бесценный трофей!
– Так вот ты каков, Конан, сын Ниуна!
Подлинный голос Фафнира, порожденный его живой глоткой, а не хладным симулякром, был шелковист. По нему хотелось провести рукой, а может быть, даже языком. Приложить к щекам, ко лбу, повязать себе на шею. Голос обаятельной бестии, совратителя принцесс, похитителя душ человеческих. Конан утвердился в мысли, что тварь коварна, кровожадна, лжива.
– Я таков. А что?
– Ты похож на моего брата Регина. Бычишься, как он. И ростом вышел.
– Твой брат – человек?
– Мой брат – человек-не-человек. Но мне интересней другое.
Фафнир сделал два шага вперед и приблизил свой оправленный в роговое кольцо зрак вплотную к Конану.
Киммериец слыхивал, что драконий глаз, вопреки своей обманчивой уязвимости, не берут ни меч, ни стрела, ни копье. Была ли то правда, или брехал лукавый евнух Лоламба?
Проверить хотелось, но риск перевешивал возможные выгоды.
– Скажи мне, Киммериец, хранила ли твоя мать верность отцу? – вдруг спросил Фафнир. – Не подставлялась ли она, задрав юбку, северному ветру? Не пила ли воды с червячками? Может, принимала золотой дождь в своих покоях? Или путалась в образе лебедки с черным коршуном?
Это было уже слишком! Рассудок Конана ослеп от ярости. Но глаза видели, а руки делали.
Первый удар тяжелейшего кулачища ойкумены пришелся дракону по правой скуле.
Голова Фафнира мотнулась в сторону.
– Не смей порочить мою мать! – заорал Конан.
Зря – тратить времени на подобные аффекты не стоило.
Подвижности драконьего хвоста могла бы позавидовать гремучая змея. Фафнир сбил Конана с ног в тот самый момент, когда варвар наносил третий по счету удар в серии.
При этом костяная глефа на конце хвоста чиркнула по кольчуге Конана.
Отскочила на два пальца.
Продолжила движение по инерции.
Развернулась вдоль продольной оси.
Снесла Конану мизинец на левой руке, отведенной для четвертого удара.
Снесла свое собственное скульптурное изображение на монументе «Фафнир, сын Хрейдмара».
И, разбив пару самоцветов на стене коридора, ушла назад, влекомая продольной мускулатурой хвоста – чрезвычайно развитой у небеснорожденных драконов.
– Праздно любопытствующие мне глубоко противны! Противней линдвурмов! – пролаял дракон. – А ты противен мне втройне! Торгашеское семя!
Передняя лапа дракона – лишенная перьев, когтистая – прижимала шокированного болью Конана к полу. И заодно покрывала невидимый кинжал, к которому были устремлены все атомарно простые мысли варвара.
Левая рука Конана истекала кровью, а правая лихорадочно нащупывала рукоять кинжала.
– Получай свою слюну! Не четверть мины, а все четыре мины!
Фафнир в сердцах сплюнул.
Но его густой плевок не растекся пенистой лужей по полу. От соприкосновения с воздухом светящаяся жидкость бурно вспузырилась. Отдельные пузырьки, перекатываясь друг через друга и потрескивая, собрались вместе в большой шар. Внешняя оболочка шара затвердела. Содержимое же этого сосуда, напоминающего стеклянные пчелиные соты, приобрело цвет лежалой кровяной колбасы.
Пока плевок претерпевал эти трансформации, а Конан повторно призывал Митру в союзники, Фафнир принюхивался. Вскоре запах крови помог дракону обнаружить отрубленный варварский палец. Убрав лапу с поверженного Конана, он шагнул вперед, вытянул шею и, скрутив хвост магическим кренделем, дохнул на мизинец.