– Понимаю, – кивнул Самсонов.
– Другой у нас в приюте не было, – сказала Ляпина.
– Его усыновили раньше вас?
– Меня удочерили, – поправила физкультурница. – Да, он раньше свинтил из детдома.
– Вы виделись потом?
– Нет.
– Не пытались найти его?
– Нет, зачем?
– Ну, подруг-то вы нашли? А тут первая любовь.
Ляпина пожевала губами.
– Кто-то из них сам меня нашел, – сказала она. – Теперь уж и не помню, кто. Я это уже говорила.
– Говорили, верно.
– А потом я вообще замуж вышла, не до этого стало.
– И стали Ляпиной?
– Ну, да. Взяла фамилию мужа, как полагается. А в детдоме Сусловой была. Потом Гроцкой – это фамилия приемных родителей.
Самсонов расспросил физкультурницу, часто ли она встречалась с подругами, по каким поводам, куда ходили. Ляпина отвечала то же самое, что и Нестерова.
– Когда в последний раз с Симохиной и Пахомовой общались?
Физкультурница подняла глаза к потолку.
– Дайте-ка сообразить. Кажется, зимой. С Новым годом поздравляли друг друга.
– А потом?
– Не припоминаю.
– До этого, как я понял, вы встречались чаще.
– Пожалуй. И что?
– Почему такой большой перерыв? Даже не созванивались ни разу?
– Говорю же, нет. Дел было много. – Ляпина пожала плечами. – Семья и все такое.
– А с остальными?
– И с остальными тоже, – нехотя ответила женщина.
– Может, вы поссорились?
– Нет.
– Уверены?
– Абсолютно. С какой стати?
– А кто-нибудь из ваших подруг ссорился друг с другом?
– Не знаю. Думаю, что нет.
Ляпину Коровин тоже отвел в соседнюю комнату и оставил с Нестеровой.
– Сговорятся ведь, если что, – проговорил он, вернувшись.
– Ничего, – ответил Самсонов. – Пусть сговариваются. Послушаем, как слаженно врать будут. Даже любопытно.
– Они и сейчас словно сговорились.
– Похоже поют, да?
– Угу. – Коровин открыл окно и закурил. – Я на пять минут, ладно?
– Давай, – разрешил Самсонов. – Прервемся.
Следующей в кабинет вошла Кремниева – в девичестве Одинцова, затем по первому мужу Степанова Елена Дмитриевна. Врач-педиатр была дородной веселой брюнеткой с горбинкой на носу и большими миндалевидными черными глазами. Она села, положив ногу на ногу, и улыбнулась поочередно Коровину и Самсонову.
– Вы ведете это дело, да? – спросила она старшего лейтенанта. – Или вопросы тут только вы задаете? – Она подмигнула и рассмеялась.
– Я веду, – улыбнулся Самсонов в ответ.
Дальше разговор строился примерно по той же схеме, что и два предыдущих. Как подруги нашли друг друга, Кремниева не помнила. С мальчиками в детдоме проблем не было. Анисимов нормально общался с Корчаковой и Симохиной, в своей травме их не винил. Да и обошлось все вроде. Похромал да и забегал. Ковылял, правда, слегка, но, может, это с возрастом прошло.
– У вас тут накурено, – заметила, принюхавшись, Кремниева, – Можно и мне сигаретку?
– Пожалуйста, – кивнул Самсонов.
Коровин хотел было дать женщине сигарету, но та отказалась, достав из сумочки свои.
– Только эти курю, – пояснила она. – Привыкла.
– У вас в детдоме были мужчины-воспитатели? – дежурно спросил Самсонов, уже ожидая отрицательный ответ. Он просто следовал схеме, по которой допрашиваемым полагалось задавать схожие вопросы и сравнивать ответы. Если появлялись противоречия, надо было выяснить, откуда они взялись. Проще говоря, кто врет и почему.
– Воспитателей не было, – ответила Кремниева, выпуская клубы дыма. – Были приходящие.
Самсонов насторожился.
– Приходящие? Что это значит?
– Ну, из всяких служб социальных. Появлялись время от времени. Психолог был, гинеколог.
– И часто они заходили?
– Гинеколог – раз в полгода, да и то только к старшим. Я у него, по-моему, всего раз была. Меня удочерили потом, и я стала Одинцова. А до этого, пока воспитывалась в приюте, Галкина была.
– А психолог?
Кремниева глубоко затянулась, резко выпустила дым через ноздри.
– Этот раз в неделю приходил.
– Зачем?
– Психологические портреты составлял, мониторинги проводил. Беседовал.
– О чем?
– Думаете, с детдомовцем не о чем побеседовать?
– Вы были у него на приемах?
– Как все.
– Что можете о нем сказать?
– Да ничего особенного. Где у вас пепельница? – Кремниева поглядела по сторонам.
Коровин придвинул ей пепельницу.
Самсонов повторил свой вопрос.
– Звали его то ли Андрей Викторович, то ли Виталий Андреевич, – ответила Кремниева. – Точно не скажу. Много лет слишком прошло. Не очень приятный человек. Мне все казалось, что он меня и не видит вовсе, а так… бумажки с моим именем заполняет только.
– И это все, что вы помните?
Кремниева пожала плечами:
– Ну, да.
Затушив окурок, она резким движением отодвинула пепельницу. Самсонов заметил, что она больше не улыбается, да и говорить стала как-то отрывисто. Он попытался поймать взгляд ее черных глаз и не смог. Врач смотрела куда угодно, только не на него.
– Ладно, закончим на этом, – сказал он. – Я вас попрошу немного подождать в соседней комнате.
Последней в кабинете старшего лейтенанта появилась Верескова. Она после развода вернула свою фамилию. Алина Анатольевна была крепкой на вид, приземистой, с широким круглым лицом. Она постоянно близоруко щурилась и сморкалась в большой клетчатый платок. От нее пахло сигаретами и камфарой.
Разговор с ней напоминал предыдущие, как брат-близнец, с единственной разницей, что на вопрос о психологе она ответила, что совершенно его не помнит.
– Ходил какой-то, – проговорила она, как-то насупившись. – Уж и не помню, как выглядел даже. – Вопросы все задавал и рисовать заставлял то кружочки, то домики. «Тесты» называлось это у него.
С подругами Верескова не общалась с Нового года. Когда собирались встретиться снова, не знала.
– Это Ленка Корчакова звонила обычно, – сказала она, пожимая полными плечами. – У нее спросите.
– Мы не можем ее найти. Не знаете, где она может быть?