– Обидно, раз так, – решил Ингви.
– А что ж обидно-то? Ты б ей и с копытами втюхтил? Обратно ж, не беда, что кривенькие, если их раздвинуть, вообще какая разница?
У рампы вверх с грузовой палубы лязгнуло, цепи подъёмника пришли в движение.
– Что за смрад кальный извергаешь? – сказала взявшаяся откуда ни возьмись Венешка пулемётчица, опасно стоя на кранце. – Смертный – суть носитель свободной воли, в нём душа должна быть прекрасна…
– Раз душа, то лицо и ноги тоже! – оправившись от неожиданности, возразил Мировид.
– Особенно левая, – с ухмылкой добавил Ингви.
– Поколе левая? – удивилась было Венешка, впихиваясь в люк. – Паки ты меня праздным словоблудием в сомненье вверг, речивец ямталандский. Что там товарищ твой рёк про атомную бомбёжку… Воистину ль такое возможно?
День в школе, когда объясняли это, Мировид тоже прогулял, но штурман в учении нашёлся с ответом:
– Вестимо возможно, чем Фейнодоксо с этлавагрской дружиной Аскольдову гору на куски и разметали!
– Ежели разметали, что ж тогда противусолонь по небесам летает? – не без усилия протиснувшись между лётчиком и будущим штурманом, пулемётчица заняла своё место в носовой полусфере, так и не убедившись в правоте Ингви.
– А ей бы вдул? – шепнул Мировид.
– Чисто теоретически – да, – также шёпотом ответил Ингви.
– Почему теоретически? Толстенькая?
Ученик штурмана отрицательно покачал головой:
– У неё наречённый!
– Подумаешь!
– Подумаешь? Стал бы ты к винландской смугляночке, что замужем за гутанским охотником за головами, клеиться?
– К ней-то как раз и стал!
– Как стал, так и перестал?
– Как не перестать – с Вамбой шутки плохи, на меня пару раз глянул… С таким прищуром, как через оптический прицел! Но он-то не наречённый, а муж! Да и кто Венешкин наречённый, не ещё один же гутанский убийца в сажень ростом и весь в чёрном?
– Да Венешкин ладо похлеще любого гутанского охотника за головами – поединщик кавского братства рыбаков! И сажень ростом, и сажень в плечах! – О чём шепчетесь столь злоехидно? – справилась Венешка.
– Отнюдь не ехидно – доброхоботно! – нарочито возмутился Ингви. – Правду ли говорят, твой Овсяник ещё поединок выиграл?
– Правду! – радостно отозвалась дева. – Харкен, угольщик заморский, поставил завод на Туай-реке, отходы непотребные прямо в воду велел слить, и рыбы погубил немерянно. Белды староста ему тухлой рыбиной прямо на вече в морду ткнул, а Харкен всё виру платить отказывался, мол, не моя работа, воля богов! Овсяничек волю богов там же на вече и явил – его поединщику шуйцу [185] отсёк, вместе со щитом!
– Ну, ты понял, – прошептал Ингви.
Площадка подъёмника внушительно клацнула, поравнявшись с палубой. Двое покатили к синхроптеру тележку с электронным приспособлением, явно собранным наспех – низ от одного, верх от другого, проволочные спирали, торчащие провода, тканевая лента… Тем не менее, электрики (Лодмунд и Самбор) только что не лопались от гордости своей работой. Более того, их провожал сам Кромбьёрн шкипер.
Насколько было понятно Мировиду, причиной внезапной смены курса атомолёта с последующим приводнением с подветренной стороны от безымянного необитаемого острова стало отправленное с Драйгена сокровище, вернувшееся из космоса не совсем удачно – вместо Янтарного моря, оно шмякнулось где-то в кольце проглядывавших сквозь сизую дымку к югу от «Хранительницы» скал. На рассветном сходе ватаги и путешественников, шкипер сказал только о чести, да что о помощи с возвращением груза просили два мистериона и один торговый союз. По последнему, можно было догадаться о возможной награде, хотя и без неё, Мировид уже был благодарен случаю наконец утереть носы Бакуне и иже с ним. Да, синхроптер (и нечего называть его вертолётом!) не мог с диким рёвом сорваться с лётной палубы, разогнаться до трёх четвертей скорости звука, таранить аэронаосы, шарашить во все стороны ракетами, а потом на двух гроссах узлов повеситься на крюк под покрытым четырёхвершковой бронёй брюхом атомолёта. Зато хримтурса с два бы один из задавак-«Хранителей» посадил свой турболёт в этом безумном нагромождении чёрных каменных игл. Честь вернуть драгоценный груз предстояло разделить, но и это было в основном даже приятно. Венешка – лучшая пулемётчица, и колошенской владычицы не строит, Ингви – без пяти диалептов штурман, а нос не дерёт, Лодмунд – свой парень, тоже из себя не изображает, Самбор… Самбор как раз не особенно нравился Мировиду, и не только обыкновением везде лезть (лётчик, схоласт, поединщик, даже с искателем для драйгенского груза встрял) или навыком сбивать винтокрылые машины (хоть и разбойничьи) из лука. Девы практически вешались на рослого поморянина – вплоть до того, что недоступная красотка-турбомеханик, совершенно неубедительно притворявшаяся жительницей Синей Земли, накануне покинула прогулочную палубу, дословно вися у Самбора с Йоло на руках. Мировид сглотнул слюни, пытаясь представить, что затем вытворяли эти трое, и в каких сочетаниях. От этих мыслей его отвлёк голос шкипера:
– Ингви, выведешь примерно на место, а дальше по искателю, и без подвигов напрасных краном зацепите. Венешка, Мировидко, удачи! Электрики, призвал бы вам в помощь богов, да не знаю, каких!
– Помяни Хармер, у неё чертог из янтаря! – посоветовал Лодмунд, спиной вперёд ступая на сходни, ведшие в подвешенную под хвостовой стрелой люльку грузового отсека.
– Вы там сзади, наушники, – напомнил Мировид.
Шедший вторым Самбор ухмыльнулся вместо ответа. Поверх грубого шерстяного плаща в дурацкую клетку, поморянин волок на спине сбрую со здоровенным мечом – наверняка впридачу к дисковой пиле под когда-то бывшей красной бронекурткой. Очень важно быть во всеоружии для короткого путешествия на синхроптере в качестве груза над необитаемым островом. И за то поклон, что хоть лук с собой не потащил.
– Готовы? – спросил шкипер. Его голос донёсся до лётчика одновременно по воздуху и через наушники.
– Готовы, – отозвался Мировид.
– Храни вас Хармер, янтарная дева. Питание, – сказал Кромбьёрн.
Корабельный мальчишка (не называть же дурня атомолётным мальчишкой?) откуда-то из Антилии выдернул электрошнур из гнезда и с сочным щелчком закрыл водонепроницаемую крышку над разъёмом.
– Швартовы.
Ещё один мальчишка помог первому отдать коренные концы двух юзеней [186] . Он же бросил взгляд в сторону багра.
– Ты у меня этим же багром и получишь! – пообещал Мировид. – Банничками, нежно!
Когда синхроптер оказался с должной нежностью оттолкнут от борта, а люки в отсек управления и в грузовую люльку закрыты, Кромбьёрн дал добро на взлёт. Лётчик потянул за рычаг, ставивший лопасти обоих винтов в рабочее положение, проверил работу ножных рычагов, отвечавших за рыскание – нет ли слабины в тягах, посмотрел давление в баке пневматического пускача, убедился в том, что уровень зелёнки касается верхней отметки, выжал двойное сцепление, завёл спарку двигателей, повертел головой, уверяясь в отсутствии помех, и плавно отпутстил сдвоенный рычаг сцепления, отчего лопасти винтов со свистом завертелись навстречу друг другу, синхроптер оторвался от воды, и стал набирать высоту. Мировид едва касался прави́ла [187] , пока машина не поднялась на пять дюжин саженей, потом чуть наклонил рукоять, начиная полёт к острову.