Ум у неё был острый и логический. Абдулла подумал, что воистину нашёл жемчужину среди женщин.
— Я совершенно уверен, что он ничего не говорил, — ответил он.
— Тогда, — заметила Цветок-в-Ночи, — волшебное слово нужно только для того, чтобы заставить ковёр подняться в воздух. В таком случае я вижу две возможности. Первая — ковёр будет делать то, что ты велишь, пока где-нибудь не коснётся земли. Или вторая — он будет повиноваться твоим приказам, пока не окажется снова в том месте, откуда начал путь…
— Это легко проверить! — сказал Абдулла. Он прыгнул на ковёр и опыта ради воскликнул: — Поднимайся и лети назад в мою палатку!
— Нет-нет! Не надо! Подожди! — в тот же миг закричала Цветок-в-Ночи.
Но было поздно. Ковёр взмыл в воздух и метнулся в сторону с такой скоростью и внезапностью, что Абдулла сначала опрокинулся на спину и дыхание у него перехватило, а потом обнаружил, что наполовину свесился через потрёпанный край ковра, а под ним находится нечто, напоминающее ужасную высоту. Не успел он перевести дух, как снова задохнулся из-за встречного ветра. Оставалось лишь отчаянно вцепиться в бахрому на краю ковра. И не успел он заползти поближе к середине ковра, а не то что заговорить, как ковёр ринулся вниз, оставив свежеобретенное дыхание Абдуллы высоко позади, ворвался под полог палатки, едва не расплющив Абдуллу по дороге, и приземлился мягко и как-то очень окончательно на пол внутри. Абдулла лежал лицом вниз, задыхаясь, и в голове у него проносились обрывки воспоминаний о башенках, мчавшихся мимо него на фоне звёздного неба. Всё произошло так быстро, что поначалу Абдулла думал лишь о том, каким неожиданно коротким оказался путь от его палатки до ночного сада. И тут, когда дыхание у Абдуллы наконец восстановилось, он едва не пнул самого себя. Каких же глупостей он наделал! Надо было по крайней мере подождать, пока Цветок-в-Ночи тоже взойдёт на ковёр. А теперь логика Цветка-в-Ночи подсказывала ему, что есть лишь один способ вернуться к девушке — это заснуть снова и надеяться, что во сне ему ещё раз удастся произнести волшебное слово. Но поскольку Абдулле уже удалось проделать это дважды, он был уверен — у него получится. Ещё больше он был уверен, что Цветок-в-Ночи всё поймёт и дождётся его в саду. Она ведь сама разумность — жемчужина среди женщин. Она будет ждать его примерно через час.
После часа, проведённого попеременно то в самобичевании, то в восхвалении Цветка-в-Ночи, Абдулла сумел наконец уснуть. Но увы! Пробудившись, он по-прежнему лежал лицом вниз на ковре посреди собственной палатки. Снаружи лаял пёс Джамала — от этого Абдулла и проснулся.
— Абдулла! — послышался голос сына брата первой жены его отца. — Ты там не спишь?
Абдулла застонал. Только этого ему и не хватало.
Абдулла решительно не понимал, что понадобилось Хакиму. Родня первой жены его отца обычно появлялась в его краях раз в месяц, и этот визит уже был нанесён два дня назад.
— С чем пожаловал, Хаким? — устало крикнул он.
— Само собой, хочу с тобой поговорить! — крикнул в ответ Хаким, — Срочно!
— Так раздвинь занавески и входи, — сказал Абдулла.
Хаким протащил между занавесок пухлое туловище.
— Ну, знаешь, если это твои прославленные меры безопасности, о сын мужа моей тётушки, — пропыхтел он, — то что-то они мне не нравятся. Ведь кто угодно мог зайти сюда и застать тебя, спящего, врасплох!
— Собака снаружи залаяла и предупредила меня, что ты пришёл, — отозвался Абдулла.
— И что с того? — поинтересовался Хаким. — А как ты был намерен поступить, если бы я оказался вором? Задушил бы меня ковром? Нет, твоих охранных мероприятий я определённо не могу одобрить!
— Что ты желаешь мне сообщить? — спросил Абдулла. — Или просто пришёл сюда, как обычно, чтобы указать мне на промахи?
Хаким зловеще уселся на кипу ковров.
— Тебе недостаёт твоей обычной изысканной учтивости, о мой сводный кузен, — заметил он. — Если бы сын дяди моего отца услышал тебя, ему бы это не понравилось.
— Я не обязан отчитываться перед Ассифом за своё поведение или за что бы то ни было ещё! — взорвался Абдулла. Он был глубоко несчастен. Душа его взывала к Цветку-в-Ночи, а добраться до неё было невозможно. Ни на что другое терпения у Абдуллы не хватало.
— Тогда я не стану беспокоить тебя сообщением, — заявил Хаким, горделиво поднимаясь.
— Вот и хорошо! — ответил Абдулла и отправился в дальний угол палатки умываться.
Однако было ясно, что Хаким не уйдёт, не передав Абдулле своего сообщения. Когда Абдулла поднял лицо от умывального тазика и обернулся, Хаким всё ещё стоял в палатке.
— Будет уместно, если ты переоденешься и сходишь к цирюльнику, о мой сводный кузен, — посоветовал он Абдулле. — В настоящий момент ты выглядишь отнюдь не как человек, достойный посетить нашу лавку.
— А с чего мне её посещать? — не без удивления спросил Абдулла. — Все вы уже давно дали мне понять, что меня там не ждут.
— Потому что внезапно выплыло на свет пророчество, сделанное при твоём рождении, — начал объяснять Хаким. — Оно обнаружилось в шкатулке, в которой, как издавна считалось, хранились благовония. Если ты позаботишься о том, чтобы прибыть к нам в лавку в достойном виде, мы вручим тебе эту шкатулку.
Пророчество Абдуллу ни капельки не интересовало. К тому же он не понимал, почему должен сам пойти его забрать, если Хакиму ничего не стоило принести его с собой.
Он был уже готов отказаться, как вдруг ему пришло в голову, что если этой ночью удастся произнести во сне нужное слово (в чём Абдулла не сомневался — ведь это удалось ему уже дважды), то они с Цветком-В-Ночи, по всей вероятности, сбегут вместе. А мужчине подобает быть на собственной свадьбе должным образом одетым, умытым и выбритым. Так что, поскольку всё равно придётся идти в бани и к цирюльнику, можно по дороге домой заскочить к родственникам и забрать это дурацкое пророчество.
— Очень хорошо, — сказал он. — Ждите меня за два часа до заката. Хаким нахмурился:
— А почему так поздно?
— Потому что у меня дела, о мой сводный кузен, — поведал ему Абдулла. Мысль о предстоящем побеге преисполнила его такой радости, что он улыбнулся Хакиму и склонился перед ним со всей возможной учтивостью. — Хотя я чрезвычайно занят и у меня остаётся лишь немного времени подчиняться твоим приказам, я приду, не волнуйся.
Хаким по-прежнему хмурился и, даже уходя, так же хмуро глянул на Абдуллу через плечо. Он был явно раздосадован и заподозрил неладное. Абдулле не было до этого никакого дела. Едва Хаким скрылся из виду, он радостно отдал Джамалу половину оставшихся денег за охрану палатки до вечера. В ответ на это ему пришлось принять от Джамала, которого всё больше и больше распирало от благодарности, завтрак, состоявший из всевозможных деликатесов с жаровни. От волнения аппетит у Абдуллы улетучился. Еды было так много, что Абдулла, щадя чувства Джамала, большую часть скормил псу, причём пришлось беречься, так как обычно пёс норовил ухватить его пальцы вместе с лакомыми кусочками. Однако пёс, похоже, был благодарен не меньше хозяина. Он учтиво вилял хвостом, ел всё, что предлагал Абдулла, а под конец попытался лизнуть его в лицо. От этой церемонии Абдулла уклонился. Из пасти пса густо пахло несвежим кальмаром. Абдулла осторожно погладил его по шишковатой голове, поблагодарил Джамала и поспешил на Базар. Там он вложил оставшуюся наличность в аренду тачки. Эту тачку он аккуратно нагрузил лучшими и диковиннейшими коврами из своих запасов — очинстанскими цветочными, превосходными узорчатыми, привезёнными из-за пустыни, золотыми фарктанскими, сверкающим паласом из Инхико и парными шпалерами из далёкого Таяка — и покатил их к большим палаткам в сердце Базара, где торговали самые богатые купцы. При всём своём волнении Абдулла оставался человеком дела. Отец Цветка-в-Ночи явно очень богат. Лишь самые состоятельные люди могут себе позволить дать за дочерью такое приданое, чтобы сделать её женой принца. Поэтому Абдулле было ясно, что бежать им с Цветком-в-Ночи придётся очень далеко, а не то её отец предпримет что-нибудь весьма неприятное. Но ещё Абдулле было ясно, что Цветок-в-Ночи привыкла к роскоши. Ей не понравится жить в бедности. Поэтому Абдулле нужны были деньги. Он склонился перед торговцем в богатейшей из богатых лавок и, назвав его колоссом среди купцов и наиславнейшим из негоциантов, предложил ему цветочный очинстанский ковёр за поистине сокрушительную сумму.