Наконец сил у Абдуллы прибавилось настолько, что он смог взгромоздить все сто восемьдесят девять картин на ковёр и улёгся между них.
— Послушай же, — сказал он ковру, — если по счастливой случайности я произнесу во сне волшебное слово, немедленно отнеси меня в ночной сад Цветка-в-Ночи.
Ничего лучше он, судя по всему, сделать не мог. Заснуть ему удалось не скоро.
Проснулся он от нежного аромата ночных цветов и от того, что чья-то рука осторожно коснулась его плеча. Над ним склонилась Цветок-в-Ночи. Абдулла увидел, что она куда прелестнее, чем ему запомнилось.
— Тебе и вправду удалось раздобыть столько картин! — обрадовалась Цветок-в-Ночи. — Как это мило с твоей стороны!
Получилось, победно подумал Абдулла.
— Да, — сказал он. — У меня здесь сто восемьдесят девять разных мужчин. Думаю, по крайней мере общую идею тебе уловить удастся.
Он помог девушке снять с кустов побольше золотых фонариков и расставить их в круг на траве. Затем Абдулла показал Цветку-в-Ночи все портреты, сначала поднося их к фонарикам, а затем прислоняя к пригорку. Он чувствовал себя уличным художником.
Цветок-в-Ночи изучила каждого мужчину, которого предъявлял ей Абдулла, абсолютно бесстрастно и очень сосредоточенно. Затем она взяла фонарик и снова осмотрела все рисунки, которые сделал художник с Базара. Абдулле было очень приятно. Художник оказался настоящим мастером. Он рисовал портреты в точности так, как просил его Абдулла — от царственного героя, явно скопированного со статуи, до горбуна, который чистил на Базаре башмаки, не забыл и про автопортрет.
— Да, вижу, — сказала наконец Цветок-в-Ночи. — Мужчины действительно очень разные, как ты и говорил. Внешность моего отца вовсе не типична — и твоя, разумеется, тоже.
— Значит, ты согласна с тем, что я не женщина? — уточнил Абдулла.
— Вынуждена согласиться, — отвечала она. — Прошу прощения за ошибку. — И она пронесла фонарик вдоль пригорка, чтобы изучить некоторые портреты в третий раз.
Абдулла с беспокойством отметил, что выделила она самые красивые портреты. Он смотрел, как она с напряжённым видом склоняется над ними, слегка наморщив лоб, как на морщинки падает выбившийся тёмный завиток… Абдулла спросил себя, что за кашу он заварил.
Цветок-в-Ночи собрала все рисунки и аккуратно сложила их у склона.
— Так я и думала, — сообщила она. — Ты мне нравишься больше, чем все эти портреты. Одни кажутся мне слишком самовлюблёнными, а другие — гордыми и жестокими. А ты добрый и скромный. Я намерена попросить отца отдать меня в жёны тебе, а не очинстанскому принцу. Ты не против?
Сад так и завертелся вокруг Абдуллы вихрем золота, серебра и сумеречной зелени.
— Я… По-моему, ничего не выйдет, — промямлил он наконец.
— Почему? — спросила Цветок-в-Ночи. — Разве ты уже женат?
— Нет, нет! — испугался Абдулла. — Дело не в этом. По закону мужчине можно иметь столько жён, сколько он может содержать, но…
Лоб Цветка-в-Ночи снова собрался в морщинки.
— А сколько мужей можно иметь женщине? — поинтересовалась она.
— Конечно, одного! — ошарашенно ответил Абдулла.
— Чудовищная несправедливость, — заметила, поразмыслив, Цветок-в-Ночи. Она села на траву и задумалась. — Как ты считаешь, может ли получиться, что у очинстанского принца уже есть другие жёны?
Абдулла смотрел, как морщинки у неё на лбу становятся глубже, а тонкие пальчики правой руки перебирают травинки едва ли не раздражённо. Да, кашу он заварил. Цветок-в-Ночи обнаружила, что её отец намеренно скрывал от неё много важных сведений.
— Если он принц, — не без трепета сказал Абдулла, — то, я думаю, весьма вероятно, что у него уже довольно много жён. Да.
— Тогда он жадничает, — постановила Цветок-в-Ночи. — Ты снял камень с моего сердца. А почему ты решил, что у нас не получится пожениться? Ты ведь вчера упомянул, что ты тоже принц.
Абдулла почувствовал, как щёки у него запылали, и проклял себя за то, что выболтал ей свои мечты. И хотя он твердил себе, что, болтая, имел все основания думать, будто всё это сон, лучше ему не стало.
— Это правда. Но я рассказал тебе и о том, что потерялся и живу вдали от моего королевства, — ответил он. — Как ты могла заключить, зарабатывать на жизнь мне приходится низменными средствами. Я продаю ковры на занзибском Базаре. А твой отец явно человек очень богатый. Едва ли ему покажется, что мы подходящая пара.
Пальчики Цветка-в-Ночи гневно забарабанили по дёрну.
— Ты говоришь так, будто это мой отец собирается за тебя замуж! — возмутилась она. — В чём дело? Я же тебя люблю. А ты меня любишь?
И с этими словами она взглянула Абдулле в глаза. Он в ответ посмотрел ей в глаза — в целую вечность огромных тёмных глаз. И услышал собственный голос: «Да». Цветок-в-Ночи улыбнулась. Абдулла улыбнулся. Прошло ещё несколько лунных вечностей.
— Когда ты соберёшься уходить отсюда, я пойду с тобой, — сказала Цветок-в-Ночи. — Поскольку то, что ты говоришь об умонастроениях моего отца, скорее всего окажется правдой, нужно сначала пожениться и лишь затем сообщить отцу. Тогда он уже ничего не сможет возразить.
Абдулла, у которого был некоторый опыт общения с богачами, от души сожалел, что не в силах разделить её уверенность.
— Всё может оказаться вовсе не так просто, — возразил он. — Вообще-то теперь мне кажется, что единственно благоразумным решением для нас будет покинуть Занзиб. Это нетрудно, поскольку по случайности я владею ковром-самолётом — вон он, на пригорке. Он принёс меня сюда. К несчастью, его нужно приводить в действие волшебным словом, которое я, по всей видимости, способен произносить лишь во сне.
Цветок-в-Ночи взяла фонарик и высоко подняла его, чтобы как следует рассмотреть ковёр. Абдулла глядел на неё, восхищаясь грацией, с которой она склонилась над чудесной тряпицей.
— Видимо, он очень старый, — сказала она. — Я читала о таких коврах. Волшебное слово, вероятно, самое обычное, только надо произносить его на старинный манер. Из моих книг следует, что подобные ковры в случае опасности приводятся в движение очень быстро, так что искомое слово едва ли окажется чем-то из ряда вон выходящим. Расскажи мне подробно всё, что ты о нём знаешь. Вместе мы, возможно, сумеем что-нибудь придумать.
Из этих слов Абдулла заключил, что Цветок-в-Ночи, если не брать в расчёт пробелов в её познаниях, и умна, и превосходно образованна. Он восхищался ею ещё больше, чем раньше. Абдулла рассказал ей всё, что знал о ковре, насколько мог судить, в том числе и о переполохе у жаровни Джамала, из-за которого он не расслышал волшебное слово.
Цветок-в-Ночи слушала его и кивала всякий раз, когда слышала что-то новое.
— Итак, — заключила она, — не станем рассуждать о причинах, по которым можно продать ковёр-самолёт таким образом, чтобы покупатель не мог им пользоваться. Это настолько странно, что, как мне кажется, нам стоит обдумать это после. А сначала подумаем, что этот ковёр делает. Ты говоришь, он спустился, когда ты ему велел. А что незнакомец — молчал ли он в это время?