– Отличный от хорошего, – буркнула Осока. – И явный сдвиг по фазе в сторону злодейского антуража.
– Местная готка или сатанистка, – предположил я.
– Сюда, – Килиан повернул рукоятку и вручную раздвинул двустворчатые двери. Пройдя через них, мы оказались в корабельной рубке такого же примерно размера, как предыдущий зал. Планировка её была двухуровневой, будто в тронном зале древнего деспота: передняя часть – метровой высоты подиум с центральным пультом и глубоким чёрным креслом – была слегка освещена светом ангара, проникающим через остекление блистера, задняя, где стояли мы, тонула во мраке, прорезаемом лишь лучами фонарей. Внезапно вспыхнули потолочные лампы, и над линзой большого голопроектора возникло изображение женщины в переливающемся чёрном платье до пят. Женщина была красива. Тёмные волосы, зачёсанные назад и там, на темени, уложенные в замысловатую конструкцию, выразительные карие глаза, крутой изгиб бровей… Изображение было ярким и чётким, как передачи Голонета, и совсем не напоминало синеватые голограммы комлинков. Женщина-голограмма гневно посмотрела на нас и тоном, не терпящим возражений, произнесла:
– Вы находитесь здесь незаконно. Немедленно покиньте корабль, или я вас уничтожу!
Я покосился на Осоку и тотчас раздумал что-либо говорить. Девушка стояла, прижав кончики пальцев к губам, а глаза её выражали изумление, смешанное с чем-то вроде ужаса или боли.
– Падме? – сказала она. – Падме, это ты? Но… мне сказали, ты умерла.
Голограмма посмотрела ей в глаза, и изображение неожиданно дёрнулось, как от сильной помехи.
– Я… я знаю тебя, – растерянно молвила она. – Что-то… наверное… Жду указаний, Моя Госпожа!
И голограмма слегка поклонилась.
– Падме, да что же это? Почему ты так разговариваешь? Это же я, Осока! – моя подруга чуть не кричала, глаза её были наполнены слезами.
– Меня зовут Тёмная Леди, Моя Госпожа, – так же слегка склонив голову, поправила женщина-голограмма. – Я мозг этого корабля.
– Кто программировал тебя? – спросил Сакис.
– Мой создатель, лорд Вейдер.
– Что?? – Осока застыла с приоткрытым ртом.
– Мой создатель, лорд Дарт Вейдер, – повторила голограмма, очевидно, поняв возглас удивления как вопрос. И в этот момент глухо заговорил молчавший доселе Пятерня:
– Значит, всё-таки, правда. Мне говорил об этом Джесси. Я тогда не поверил, Джесси ведь слегка повредился умом после резни в Храме Джедаев. Тёмный лорд воскресил частицу души своей умершей жены и вселил её в корабельный мозг личной яхты.
– Жены… – Осока, как подрубленная, рухнула на колени, сдавила ладонями виски. – О-о-ох-х-х…
– Проклятье… – выдохнул Килиан.
– Так он не погиб, а стал… – пробормотал Базили. – Вот хатт твою мать…
– Да кто? О ком вы все говорите? – я тряхнул бреганца за плечо.
– Её учитель, Анакин Скайуокер.
– Осока, милая, – я тоже опустился на колени, обнял девушку, попытался заглянуть в глаза. – Успокойся, ну…
– Не-не, уже всё. Я справилась. Я же сильная, – Осока помотала головой, капельки солёной влаги с её щеки попали мне на лицо. От её тела исходил странный жар, не физический, но, тем не менее, ощутимый. И, словно откликаясь на это излучение, на пульте возле подиума с пиликаньем включились какие-то приборы. Иан, с неожиданной для своей комплекции прытью, вмиг оказался там.
– Прекрати сейчас же! – воскликнул он. – Тебя обнаружат! Алекс, да останови же её!!
Мысли понеслись в моей голове с молниеносной быстротой. Осока в волнении неосознанно будоражила ту самую легендарную Силу, которой пользуются все джедаи. Волна эта могла докатиться до Тёмного лорда. Надо её срочно привести в чувство. Но ударить Осоку по щеке, как делают обычно, было выше моих сил. Оставался другой, последний выход. Я сжал в ладонях голову девушки и, преодолевая сопротивление, впился в её губы своими, сбивая ей дыхание. Глаза её распахнулись, в них была боль, страдание и удивление. И я, несмотря на всю серьёзность момента, едва не утонул в этих синих омутах целиком. В следующий миг волна Силы распалась.
– Ну, хватит, хватит, – легонько отодвигая меня, проворчала Осока, вид у неё был чрезвычайно смущённый.
– Извини, ничего другого в голову не пришло, – сказал я.
– Все вы одинаковы, – Осока вскочила, рывком поставила на ноги и меня. – Но, вообще-то, спасибо. Чего-то я, действительно…
– Надеюсь, он тебя не учуял.
– Нет, кажется, нет. Я бы поняла. Пад… э-э-э, Тёмная Леди?
Голограмма не отвечала. Она стояла совершенно неподвижно, и лишь движение ресниц подсказывало: программа, или что там это было, не зависла, она по-прежнему активна.
– Леди? – ещё раз повторила моя подруга.
– Осока? – голограмма провела рукой по лицу. – Осока, что со мной? Где я? Такое чувство, что я везде… и нигде. Давно ты вернулась с Ракаты?
– Одиннадцать лет назад, – ответила растерянная Осока.
– Так много? А что же я? Где была я всё это время?
– Ты спала, Падме. Просто спала, – глаза моей подруги снова стали влажными.
– Я многого не помню, – печально произнесла голограмма. – Обрывки, фрагменты… У меня был муж. Что с ним?
– Скажи ей что-нибудь правдоподобное, – прошептал я, хотя в этом, в сущности, не было нужды, голограмма ведь не понимала по-русски. Осока открыла было рот, но её остановил движением руки тионец.
– Кто программировал тебя? – снова задал он вопрос голограмме.
– Не знаю. Не помню. Это важно?
Сакис выразительно посмотрел на нас.
– Падме, вы с Анакином серьёзно пострадали, когда ситы захватили власть, – медленно, тщательно продумывая каждое слово, заговорила Осока. – Врачи не могли вас спасти. Но твой муж… ему перед смертью удалось сохранить частицу твоей души в корабельном компьютере.
– Я… я – корабль? Как забавно… – голограмма оглянулась, и пульты за её спиной осветились яркими огнями. – Мы полетим, да?
– Обязательно полетим, но не прямо сейчас, – мягко сказала Осока.
– Скажи, а где это Мортис? И кто такая… Дочь?
– Ох… – целая гамма чувств отразилась на лице Осоки. – Как всё сложно-то, оказывается…
– Ты хочешь использовать другой язык общения? – тут же спросила голограмма. – Подожди, вызову в себя память протокольного дройда… Ой, надо же, я и такое умею!
– Спасибо, Падме, – Осока вымученно улыбнулась. – Моему другу Алексу будет удобно, если ты сможешь его понимать. Знаешь, сейчас нам надо уйти… ненадолго. Вернёмся чуть позже, а ты нас подожди, хорошо?
– Конечно. Пойти с вами я ведь не могу. Идите в лифт и на рампу, я открыла её.
– Бедняжка Падме, – сказала Осока, когда мы оказались в кольцевом коридоре. – Какая немыслимая жестокость, сделать такое со своей любимой! Как он мог!