– Не верю, что мне повезет, – ответил он Деяну. – В последний раз, когда я рискнул и думал, что попрет, я вляпался и сел на восемь лет. Вот такая вот везуха.
– Да нет, это не последний. Ты просто не понимаешь. Мы ждем, что фортанет, каждый раз, как что-то делаем, по нескольку раз на дню. Каждый раз, когда заходишь под крышу с сосульками, надеешься, что ни одна не упадет. Когда пьешь пиво, надеешься, что никто в него не налил какой-то дряни. Понимаешь, к чему я?
Деян уселся на стул напротив. Он, кажется, хотел поговорить о том, что такое везуха. Но тут зазвонил телефон Тедди. Молодой женский голос.
– Привет, это Эмили. – Он не сразу понял, кто это. – Я помогаю вам с санацией долгов. У вас есть пара минут?
– Да хоть целый день, если хотите.
– Нет, столько времени у нас нет. Нужно начать сейчас же. Магнус хочет, чтобы вы участвовали.
– Я уже сказал все, что думаю.
– Да, но тут кое-что произошло. С семьей говорил их банковский поверенный. Человек, который пропал, хочет снять крупную сумму со своих счетов. Так что теперь мы знаем, что это вымогательство.
– И почему вы не думаете, что этому человеку просто нужны деньги, чтобы поехать погреться на солнышке, подальше от этой холодной страны, где людям даже жить негде?
– Поверьте мне, мы убеждены, что совершено преступление. Но я не могу об этом говорить по телефону.
– Я не тот, кто вам нужен.
Эмили на том конце замолчала. Тедди ждал, когда она положит трубку.
Вместо этого она сказала:
– Времени мало, ты не можешь просто говорить «о нет, нет», нельзя так. Что ты собрался делать на этой неделе? Протирать штаны на бирже труда, чтобы месяца через четыре выйти на работу и отдавать приставу семьдесят процентов заработка? Соберись, черт возьми, и помоги нам с этим!
Такого он не ожидал. Эта юристочка, кажется, наорала на него, как будто плотину прорвало. С ней бы поговорить так, как раньше. Нужно бросить трубку прямо перед ее маленьким ушком с сережкой. Однако он этого не сделал.
– Успокойся, – только это он и смог выдавить.
Но Эмили не успокоилась:
– Встретимся в офисе через тридцать минут.
Тедди молчал.
– И кое-что еще, – сказала Эмили. – Твое вознаграждение составит пятьдесят тысяч в день. Плюс бонус, если ты поможешь нам решить проблему.
Снова это слово, которое он слышал вчера от Линды. Вознаграждение.
Деян посмотрел на Тедди, положившего трубку, и пытался понять, о чем шла речь.
– Что это было? Ты зашел под сосульки? – спросил он, поднялся, подошел к окну и открыл его.
Тедди сказал:
– Нет, я взял пива. И мне кажется, что кто-то добавил туда дерьма.
* * *
Первым, что поражало посетителей, вошедших в квартиру, – это то, что они оказывались нос к носу с зеброй. Головы зебр на стенах были не самым обычным предметом в стокгольмских квартирах, хотя такое и встречалось у заядлых охотников. Но целая зебра полутора метров в холке – это что-то уникальное.
Карл-Юхан Шале подстрелил ее в Намибии больше пятнадцати лет назад. В той же поездке он уложил еще и леопарда. Он заплатил более сорока тысяч за подготовку трофеев, отправку их таксидермисту в Виндхеке и доставку в Швецию. Шведские власти придумали массу идиотских правил, запретов и прочих глупостей. Но ему удалось своими средствами переправить домой и зебру, и голову леопарда, и никому это не навредило. Порой эстетика важнее бюрократии.
Он посмотрелся в большое зеркало в прихожей, поправил галстук и смахнул волосок с лацкана пиджака. На нем были новые круглые очки, и обычно ему нравилось, как он в них смотрелся. Но не сегодня. Седые волосы зачесаны назад. Как быстро они стали седыми, подумал он.
У него не было сил идти в офис, но он собирался, хотя Титти и была против. Но только до разговора с Патриком Эрном. Теперь о работе и речи быть не может.
Дело не в том, что он не волновался из-за случившегося. Наоборот, он так переживал, что чувствовал почти боль и не мог думать ясно. После разговора с Патриком с ним случилось что-то вроде судорог, он пять минут лежал и дергался на полу в кухне. Он просто надеялся, что работа отвлечет его на пару часов. Но нет…
В телезале был человек, которого прислали в качестве поддержки из «Редвуда».
Титти сидела в кресле в той комнате, которую Карл-Юхан называл курительной, и то плакала, то дремала. Она уже вчера заявила, что не желает говорить с какими-то сторожами, изображающими из себя психологов.
Час назад он отнес ей чашку зеленого чая, но она к ней не притронулась. Карл-Юхан ее понимал, хотел бы он сейчас вести себя так же. Ему хотелось выпить четыре стакана виски и пару таблеток аспирина, раздеться и залезть под теплое одеяло. Он вспомнил игру, в которую Филип любил играть, когда ему было четыре года: одеяльня, как он ее называл. Игра заключалась в том, чтобы строить палатку из одеял с родительской кровати.
Титти это не нравилось, она не любила, когда дети залезали в их постель.
Но Карл-Юхан иногда присоединялся к игре, залезал под одеяльный купол и слушал, как Филип захлебывался от смеха.
Он хотел вернуться в это время. В беззаботные дни. Но в этой семье он глава. Если не взять себя в руки сейчас – то когда? В то же время они не могли справиться со всем в одиночку. Хоть он и провел утро в телефонных разговорах, хоть Расмус, Тобиас, или как его там звали, и сидел с ноутбуком на коленях в телезале и был «всегда доступен», все равно он чувствовал себя как в изоляции. Сейчас это он сам, никто не мог чувствовать, как чувствовал он, никто не беспокоился так, как он.
Только он. Один.
Зазвонил домофон, длинная дробная трель, которая раньше никогда ему не мешала.
Голос этой девочки из юрфирмы, Эмили.
Назвав ей код, он поправил галстук еще раз и повернулся к Расмусу, как этого человека, кажется, звали.
– Ничего страшного, это из юридической фирмы.
Он открыл дверь до того, как Эмили успела позвонить.
У нее были светло-русые волосы с косым пробором, заправленные за уши. Взгляд зеленых глаз был умным, но она слишком сильно их накрасила, а высокие каблуки казались слишком толстыми и неизящными.
Он взял у нее пальто, оно тоже тонкое и дешевое. Она была аккуратно одета. Черный топ под пиджаком, из обычного хлопкового трикотажа, не меринос и не кашемир. Пиджак, тоже черный, ничего особенного из себя не представлял. Ее одежда явно указывала на средний класс.
Карл-Юхан содрогнулся от этого понятия. Эту страну наводнили люди, которые почти что с гордостью так себя именовали, но что в них такого среднего? Они контролировали все общество. Кроме того, они, похоже, считали, что раз уж их так много, то у них есть право требовать чего угодно. Разве не должно быть наоборот? Чтобы те, кто что-то привносил в общество, или чьи семьи что-то привносили на протяжении многих поколений – чтобы у них было право требовать что-то взамен?